— Спокойной ночи, васиство, я еще вздремну.
И алжирец исчезает среди одеял цвета пюре, не имеющего ничего общего ни с африканским колоритом, ни с Гроком. Фляжка (и какая фляжка!) закончилась. И Грок осматривается в надежде обнаружить в переходе других выпивох. Однако, похоже, что вокруг занимаются только любовью и еще воюют: какой-то панк лежит на голом полу абсолютно неподвижно, то ли его убили, то ли он сам свалился замертво от передозировки.
Грок медленно поднимается. Картонка с нацарапанным на ней текстом, взывающим к состраданию, находится рядом с головой заснувшего алжирца. Грок осторожно берет ее и рассматривает, вникая в содержание написанного: голодаю, нет работы, милосердие нужно пятьсот пст. да храни вас господь, огромное спасибо я проездом.
— Васиство, хотите, я отсосу вам?
Алжирец высунул голову из-под своих одеял.
— Нет, спасибо, со мной все в порядке.
И Грок, не торопясь, возвращает картонку на место. Алжирец не подозревает, что этот испанец, на вид такой респектабельный, украдет ее.
— Всего за сорок дуро, васиство.
— Большое спасибо, но я уже сказал вам, что не нужно.
Голова алжирца, не снявшего своей шапочки, снова исчезает под одеялами, и мгновенно слышится его храп. Грок хватает картонку, прячет под пальто и медленно, очень медленно покидает переход, пока молодежь, собравшаяся в подземелье, отплясывает севильяну. В конце концов, также как миллионеры Мао/Мао.
Грок возвращается с украденной у алжирца картонкой на Гран Виа. «Ну, тогда проси милостыню, пьяница. Все пьяницы попрошайничают». Так сказала Клара, прощаясь с ним.
* * *
Иногда Болеслао совершал неожиданные вылазки из города на кабриолете Хосе Лопеса: давай поедем на север; поедем на юг; давай, поедем на море; поедем куда-нибудь, куда тебе хочется самому, Лопес… И они, безо всяких сборов, уезжали. Достаточно было шоссе и одеяла. Сумасшедшая скорость Хосе Лопеса позволяла Болеслао оторваться от своей жизни, от своего имени, скрыться от самого себя, от своих привычек, сбежать от своего затворничества, пенсии и алкоголя:
— Скорость — это как алкоголь, Лопес.
И Лопес слегка улыбался за своими черными очками.
— Скорость — это еще одно острое блюдо, говорил иногда Лопес.
Нечто подобное, в городском варианте, Болеслао чувствовал с Хансом на его маленьком мотоцикле. Однако то, что он переживал с Хосе Лопесом было грандиозно. Белая морда кабриолета меняла цвет по мере того как они проносились сквозь разные слои атмосферы, становясь голубой, зеленой, красной, ярко-красной с оттенком фуксии, кадмиево-желтой, охристой, желтой, и Болеслао не знал, в каком направлении они едут и не спрашивал об этом (наверняка Хосе Лопес также не знал этого).