Идеальный (привычный) порядок на конторском столе и в конторских книгах, стерильные (стерилизованные?) отношения с женщинами, не позволяющие обрасти детьми, домашними животными и подзеркальными столиками… Оборотная сторона страха перед жизнью? Возможно, что именно этот страх не позволил ему самореализоваться в прошлом. И прошлое не прошло. Нашпигованное непереваренным, непережитым будущим, оно то и дело возвращается.
Прошлое, по мнению философа, один из врагов наших. Но именно прошлым и будущим, застрявшим в прошлом и буксующим в сослагательном наклонении, приходится жить, когда на биологических часах осень и другого будущего нет. Его остаток не содержит в себе ничего кроме времени, состоящего только из времени, из пустоты. И человек чувствует себя космически одиноким.
Каким бывает время? — Пустым (потраченным попусту), «круглым», «замерзшим», «непрерывным», «геологическим»… Но здесь речь явно идет о «живом», субъективно воспринимаемом времени. И ощущение пустоты свидетельствует о малодушии (о том, что мало души). Это внутренняя пустота. Ее невозможно заполнить извне (хлебом и зрелищами). Однако среди воскресных событий затесалась смерть. Наталкиваясь на нее, даже самая мелкая душа, хотя бы чуть-чуть прозревает. И время растягивается. Отсюда рассуждения об относительности времени. Грок действительно кое-что открывает — не в физике, а в психологии. Душа (psyche) всматривается в себя и начинает кое-что в себе понимать, пока главный герой из сострадания как бы прогуливает Агустина, одолжив ему свои глаза и (чтобы отогреть от холода больничного морга) укутав в свое пальто. Но… ему необходимо выпить, лучше — виски, двойную порцию предпочтительней; хотя можно и не виски, а какой угодно бурды, вплоть до бензина.
Последние несколько главок нужны только «для полноты картины». Это не значит, что они лишние. Для написанной на слух (как музыка) прозы важно очень точно высчитать общую длительность ее звучания, количество резких перебивок настроения и переходов от интеллектуальной глубины и иронии к лиризму, к исповеди «поэтиного сердца». Поэтиного, — Болеслао/Грок на собственном опыте знает, что когда от любви останавливается сердце, можно жить (с остановившимся сердцем) вопреки законам биологии. Гарантирует ли наличие такого опыта от перерождения в кафкианское насекомое?
Умбраль показывает нам три «любви» Болеслао и одну — Грока. Все они, за исключением эпизода с Флавией, вспыхивают и гаснут, как спички на ветру… Конечно же, не хватает уровня человека (бухгалтер не осознает, «что жизнь надо завоевывать, извлекать из нее пользу, удерживать»). Но сознание его хорошо структурировано (ведь он — «Платон изнутри и Грок снаружи»), Любовь для него сложное эстетизированное чувство и высшая духовная ценность, связанная с этикой. Это особенно заметно в его отношении к Флавии. Неважно, что она подросток. По сути, коллизия с ней это классический пример безответной любви, — изначально не платонической (хотя без влияния Афинской школы не обошлось), а чувственной, идеальной («нашей») любви, сохранившейся (как культура) со времен рыцарских турниров. Так что Болеслао не совсем ошибается, когда воображает себя рыцарем.