Эшли хмуро посмотрела на сына.
— Мне также следует сказать ему о тебе. Я уже пыталась, но это так трудно. Понимаешь, если я скажу Витору, что он твой отец, может случиться что угодно. Что угодно, — подчеркнула она тихим, измученным голосом. — Меня это страшит, и все же мне от этого не уйти. Нужно собраться с духом и сказать, что, занимаясь любовью в Синтре, мы зачали ребенка. Красивого маленького мальчика. — Она наклонилась и поцеловала его в щечку. — Спи спокойно, любимый мой.
Лишь отойдя от кроватки, Эшли заметила Витора. Стоя в дверном проеме, он наблюдал за ней. У нее перехватило горло, и она издала нечленораздельный звук. Ее охватил трепет, ее сердце превратилось в кусок льда. Не было нужды спрашивать, как давно он стоял тут. Его поза, его выражение яснее ясного говорили, что он все слышал.
— Томаш — мой сын? — уточнил он.
Эшли беспомощно кивнула.
Долго, очень долго слышалось лишь постукивание дождевых капель в окно. Затем Витор подошел к детской кроватке и остановился, глядя на спящего ребенка. Его глаза подозрительно заблестели. Уж не от навернувшихся ли слез?
— Я собиралась… сказать тебе.
Он выпрямился. Его лицо не выдавало эмоций, хоть он и сделал глотательное движение прежде, чем заговорить.
— Когда? Уж не думала ли ты молчать до его совершеннолетия? — спросил Витор, гневно раздувая ноздри.
— Нет. Я не собиралась ждать так долго. Я же пыталась объяснить в прошлый раз, но… — У нее прервался голос от волнения.
Витор сжал ее локоть своими железными пальцами.
— Здесь не поговоришь, — бросил он и вывел ее в коридор.
Пока он тащил ее по коридору, в ней росло возмущение. Если и можно оправдать его гнев, это вовсе не значило, что с ней следовало обращаться, как с преступницей. Она попробовала освободиться, но Витор крепко держал.
— Незачем тащить меня как заключенного, — запротестовала женщина, вырвав свою руку, когда они вошли в гостиную.
— Незачем было обманывать меня. — Витор затворил дверь и резко повернулся к ней. Его лицо потемнело, руки сжались в кулаки, он дрожал от ярости. — Как ты осмелилась скрыть, что у меня есть сын? — прорычал он.
Эшли вздрогнула от его вопроса, как от удара бичом, однако не утратила решимости. Хотя его ярость и напугала ее, хотя она чувствовала себя виноватой, она не позволит лишить себя присутствия духа, досаждать себе, притеснять себя… только не когда на карту поставлено будущее Томаса.
— Ты не поверил мне, когда я говорила тебе, что не отвлекала Саймона, и не поверил бы мне, если бы я сказала, что ношу твоего ребенка. — Голос ее слегка дрожал, несмотря на усилия сохранить спокойствие. — Ну что, удовлетворен теперь? При твоих постоянных деловых поездках, немного же времени ты мог бы уделить Томасу. И…