А Стрелецкий? А что Стрелецкий? И нашим и вашим — вот он, весь Стрелецкий. На всякий случай. Раз он у Ткача в доверии был — мог знать больше, чем надо Юре Агольцову. И все дела.
Гаденько перехватило дыхание. Дальнейшее развитие событий определилось само собой. Юра ищет Ларису Верещагину. Или уже делает вид, что ищет? Великий мастер блефа Юра, ой великий.
— Что у вас про Верещагину-то болтают, — с опаской спросил Слава, — про астрологиню эту?
— А ее вроде как никто из братвы не знает. Она Алевтинина подружка была — не Юрина. Да хоть если бы и Юрина. Юра нас не больно-то знакомил, с кем сам общался. Вы мне как велели про Верещагину-то прояснить, так я было попытался к Юре подкатить: выручи, дескать. Девчонке моей хороший астролог нужен, замучила совсем — подай ей астролога и все. А он мне: не с теми проблемами, дескать, лезешь. Дескать, делать мне больше нечего, как девчонок твоих ублажать.
— И в самом деле, — подтвердил Слава, — умнее ничего придумать не мог?
Вовчик обиженно набычился.
— Откуда тогда знаешь, что Юра с ног сбился, Верещагину разыскивая?
— Малец один проговорился. Я ему: «Поедем за город в субботу, культурно отдохнем в бане — у братана моего баня на даче». А он: «Не, дела, вздул, — говорит, — меня Цикорий по первое число. Телку ему вынь да положь. А где я ее возьму?» Я: «Кто такая конкретно?» Он: «Верещагина, зовут Лариса. Может, слыхал?» Я: «Нет, откуда?» А сам думаю: пацан этот кого хошь из-под земли достанет. Тем более если ему Юра уже сказал, да еще и вздул за неисполнение. Но расспрашивать не стал. У нас не принято в таких случаях уточнять. Если человека какого ищут — лучше про него не расспрашивать.
— Не нравится мне это. — Кудряшов счел нужным поделиться с Вовчиком своими соображениями.
Вовчик пожал плечами и покорно заметил:
— Ничего тут не поделаешь.
Слава окинул взглядом философствующий объект и не захотел последовать его примеру.
— Поглядим, — отчеканил упрямо. — Можно даже сказать, внимательно посмотрим.
Катя Померанцева пока нервно дожидалась, когда же наконец Сафьянов достигнет ее дома, извелась совершенно. Она то слонялась по квартире, пытаясь задержать внимание на какой-нибудь книжке, на безделушке, на тряпке какой-нибудь, которую, может, отгладить надо, может, постирать, подшить, то заходила на кухню, открывала холодильник и что-то глотала, не чувствуя вкуса, то брала в руки распечатку новой пьесы, в которой была занята, стараясь сосредоточиться на своей роли… Куда там! Катя была не в состоянии делать ничего путного. Она только ела, опивалась кофе и курила до одури. «Все это ужасно, — думала Катя, — как могло это случиться со мной? Почему именно со мной? Как я могла допустить это? Как, когда я попала в такую чудовищную зависимость от окружающих меня людей? Я! Которая столько сил положила на то, чтобы никогда ни от кого не зависеть. Стольким пожертвовала ради этого. Бред! Нет, это просто бредяшник какой-то. Это месть. Это сглаз. Порча! Вот она — во всей красе. Пусть что угодно болтают про то, что ее нет. Есть. И еще какая! Теперь-то я знаю, как она выглядит. Да, пусть сколько угодно смеются над этим те, кто этого не испытал. А я, я вот только дождусь Андрея, поговорю с ним — и тут же побегу снимать эту поганую порчу. Куда? Решу. Найду. У Ларисы спрошу, она всех знает… А, черт! Лариса. Где она? У кого спрашивать? Бред. Нет, это просто бред. Почему я? За что?»