Оксана победно посмотрела на Кудряшова. Последний аргумент казался ей убийственно сногсшибательным. Кудряшову стало противно до тошноты смотреть в перекошенное яростью лицо. Глаза Оксаны были расположены домиком — крыша его смыкалась над носом, от этого вид у дамы был более чем несчастный. Однако почему-то ее не было жалко. «Паскуда», — сформулировал про себя Кудряшов.
— Оксана… Оксана, кажется? Я с вами не могу согласиться в части отравления жизни Алевтины Григорьевны. Лариса нежно любила ее и была искренне к ней привязана…
— Что? Любила? Была привязана? Да эта крыса ненавидела Алевтину. Ненавидела и до смерти завидовала ей. Не удивлюсь, если окажется, что она замешана в этой ужасной смерти. Повторяю: Верещагина способна на все.
— Каким образом замешана?
— Самым прямым. Самым. Прямым. Ну ничего, недолго ей осталось гадить людям. Юра узнает — он с ней посчитается.
— Юра? Агольцов? — переспросил Слава.
— Вы с ним знакомы? — с надеждой заглянула в глаза собеседника Оксана.
— Косвенно.
— Я понимаю, вы, может быть, удивлены: заговаривать с незнакомым человеком — не комильфо, мы не представлены… Но мой долг — вас предупредить. — И Оксана удовлетворенно удалилась.
Кудряшов постоял еще немного, помял в пальцах сигарету. Ощущение гадливости от только что состоявшегося разговора сбивало с мысли. Решив, что обдумает все позже, Слава вернулся к своим двум дамам.
— Ну, — понимающе посмотрела на него Померанцева, — наслушались? Сочувствую.
Лариса молчала, рассматривая свою тарелку.
— Прежде всего она, конечно, дура, — рассуждала Катерина, — но ведь изощренная дура — вот в чем основная-то гнусность. Что она вам сказала? А, не повторяйте, представляю. Она вообще как рот откроет — так оттуда то жаба, то лягушка, то лягушка, то жаба. Не встречала ни одного человека, который удостоился бы за глаза добрых слов от мадам Сафьяновой. А уж Лариску-то кроет почем зря, на каждом углу. Как ты, Лар, это все терпишь, вот чего понять не могу. Все в благородство играешь? Доиграешься! Мадам успокоиться бы давно пора — все ведь кончилось, Сафьянов этот теперь даром Ларисе не нужен. Нет. Не дает ей Лариска покоя. Когда только кончатся эти преследования?
— Никогда, — подняла голову Лариса, — это не кончится никогда.