Из номера неподалеку выскочили три женщины. Их тощие тела, испещренные красными полосами после порки, напоминали ожившие конфеты. Они с визгом и смехом прыгнули в бассейн.
— Возьмите меня кто-нибудь! — завопила одна из них.
Толпа ответила ей восторженными криками. Рейчел с ужасом вспомнила караоке-вечеринку в гриль-баре.
— Райана здесь нет, — проговорил Кёртис.
Мать взглянула на сына, удивленная рассудительностью в его голосе. Она не могла сказать точно, какую реакцию должно вызывать у подростков подобное зрелище. Но Кёртис, не обращая внимания на противоестественное действо вокруг, осмотрелся по сторонам в поисках брата и заключил, что его здесь нет. Рейчел взяла его за руку и сжала с заботливостью, какой не выказывала с тех пор, как он пошел в школу.
— Присоединяйтесь. — К Лоуэллу подошел приземистый мужчина в футболке Реаты, но без штанов. Он выставил вперед возбужденный член. — Мы б твою бабу поимели.
Турман врезал ему между ног, и его жена не без удовлетворения отметила, как мужчина с воплями упал на землю и принялся хлопать себя по промежности. Она думала, что после этого все бросятся на них, что вопли мужчины оповестят остальных, что к ним пробрались чужаки, и их поглотит толпа здешних обитателей. Но никто не обратил на это происшествие внимания, и Лоуэлл повел своих родных вдоль мелкой части бассейна и в обход очередного комплекса номеров.
На виселицах в этот раз никого не было. Тела наказанных работников сняли и… что? Закопали? Съели? Миссис Турман не хотелось этого знать. Они прошли мимо некрашеных подмостков к строению, которого в прошлый раз здесь не было. К часовне. Рейчел понятия не имела, с чего бы Райану находиться именно здесь. Но он мог быть вообще где угодно, поэтому они молча последовали за Лоуэллом, поднялись по ступеням и прошли в открытые двери. Зал был полон прихожан, и все они обернулись к вошедшим. Все эти люди были старыми и походили скорее на живых мертвецов, чем на людей. Воздух полнился сладковатым, даже приторным запахом, от которого к горлу подступала тошнота.
Часовню заливал свет от свечей в кованых подсвечниках вдоль стен. Впереди, возле алтаря из костей стоял священник. Это был тот самый пастор с утренней службы в разрушенной Реате. Но в этот раз он не надевал лосиную голову — у него на самом деле была лосиная голова. Он не был ни человеком, ни животным, а какой-то богопротивной помесью того и другого. И когда он заговорил, голос его походил на звериный рык, словно слова слетали у него с языка каким-то противоестественным образом.