Сейчас он вернулся в город со своим преемником для передачи дел. Еше по дороге он поделился с новым начальником гестапо своими подозрениями. Тот, внимательно выслушав, согласился. Эта Эльза Штрекке нуждается в самой серьезной проверке. И не только Эльза, но и сам майор Штрекке.
— Скажите, господин оберег, этого Штрекке вы хорошо знаете? Лично вам он не внушает подозрений?
Говивиан несколько минут молчал, борясь с искушением скрыть свою личную роль в жизни майора. Потом, решительно отбросив личные переживания, рассказал.
— Вся трагедия в том, что я лично привлек его к разведке. Он еще был желторотым птенцом, когда я завербовал его в Москве. Он туда приехал к отцу, который работал тогда в посольстве. Вскоре я перешел на другую работу, но по отзыву коллег, в чье распоряжение перешел Штрекке, работал он неплохо.
— А не мог ли он работать на русских?
— Не думаю. А впрочем, не уверен.
— Ну, что же, давайте займемся его женой, тогда все будет ясно. Если она враг, тогда совершенно ясно — она работает вместе с мужем.
Прямо с аэродрома оберст позвонил в штаб и приказал срочно доставить в гестапо хозяйку салона-парикмахерской Эльзу Штрекке. Сидя в кабинете со своим преемником, он поджидал, когда ее привезут. Наконец появился адъютант.
Фон Говивиан достаточно хорошо изучил его, чтобы с первого взгляда понять — опять неудача.
— Герр оберст, хозяйка парикмахерской Эльза Штрекке на третий день после вашего отъезда выехала к мужу и больше не возвращалась. После ее отъезда взяла расчет и исчезла из города вместе с матерью мастер Елена Сазонова.
— Так вот зачем она приглашала меня в день операции на ужин. Проверить! Уточнить, сработал ли механизм, запущенный коммунистами! А я, старый болван, рассыпался перед ней в любезностях, извинения просил, в свою неотразимость поверил. Идиот! Осел!»
Конечно, всю эту самообличительную тираду оберст фон Говивиан вынужден был произнести только для самого себя, а вслух лишь коротко приказал:
— Срочно пошлите радиограмму в управление. Уточните местонахождение майора Штрекке и его жены.
Ответ пришел быстро. Майор Штрекке два часа назад во главе крупной диверсионной группы направлен самолетом для заброски в глубокий тыл к русским.
— Проклятье! — И оберст в ярости швырнул тяжелое пресс-папье в огромное, в полстены, зеркало.
Адъютант, утратив свою обычную беспристрастность манекена, бросился собирать осколки.
— Куда? Осел! Срочно радиограмму в управление. Штрекке — враг!
…А в это время, когда оберст фон Говивиан бесновался в своем кабинете, за несколько десятков километров от города, в лесу, в землянке командира партизанского отряда, продолжалось заседание трибунала.