На это ничего ответить я не могла и молча согласилась со словами Владислава.
— Ну, а алименты?
Владислав не ответил.
— Да, грустно все это, — признала я со вздохом.
— Но гораздо большее и очень грустное впечатление оставили у меня последние встречи с Антониной, совсем недавно, — признался, в свою очередь, Губанов.
* * *
Прослышав от институтского приятеля, с которым совершенно случайно он столкнулся в Москве, о незавидной судьбе сына, Губанов не на шутку забеспокоился. Такого он не ожидал. При всем том, что он знал, что за штучка его первая жена. А может быть, просто до поры до времени он об этом не задумывался. Но слух о пребывании Сережи в детдоме всколыхнул его. Он собрался и приехал в Тарасов.
Увы, слух подтвердился. В той квартире, где он некогда застал Антонину с любовником, уже жили другие люди. Соседка Маргарита Степановна, поминутно вздыхая и апеллируя то к богу, то к покойным Тониным матери с бабушкой, рассказала ему невеселую, но типичную историю с участием спившейся Антонины и юркого риэлтера, который на этом факте сделал свой бизнес. Антонина продала квартиру и переехала в худшую жилплощадь, пропив всю доплату.
Любовники у Антонины с каждым годом теряли свой социальный статус. От преуспевавших бандитов она прошла сквозь ряд милиционеров низшего звена, потом — выпивавших, но работавших и получавших регулярно зарплату заводчан и шоферов и наконец докатилась до самого дна. Ее последним сожителем был некий алкоголик Анатолий, удовлетворявшийся случайными заработками. Что касается самой Антонины, то она из красавицы с высокой грудью превратилась в тощую, неопрятную волоху с нечесаными волосами и ранними морщинами. И это всего-то за десять с небольшим лет!
— Я нашел ее в Змеином овраге, — грустно сказал Губанов. — Она поначалу меня не узнала, потом всплеснула руками и улыбнулась. Мне даже показалось, что она какая-то прежняя. Но… Это продолжалось всего-то минуту, а может, и того меньше. Бросилась на шею… Потом начала жаловаться. А потом, осмотрев всю обстановку и остатки вчерашней пьянки, я все окончательно понял. Выпив одну рюмку, она по новой начала осыпать меня упреками. Что я ее бросил, что я их, — Губанов подчеркнул слово «их», — их бросил! И ей ничего не оставалось, как отдать сына в детдом.
— А она вообще когда-нибудь сама работала? — спросила я.
— При мне — нет, — ответил Владислав. — Она же вроде того, с ребенком сидела. Хотя… Как это можно назвать — «сидела»?
— Сейчас она санитарка в больнице, — сказала я.
Владислав пожал плечами, показывая, что не уточнял место трудостройства своей бывшей жены и что оно его, собственно говоря, мало интересует.