— И вы с ней больше не встречались? — уточнила я.
— Нет, встречался, — возразил Губанов. — Сразу после того, как узнал о смерти Сережи. Прямо из милиции я поехал к ней.
— И что же было на этот раз? — заинтересовалась я. — Как она восприняла известие о смерти сына?
— Да как… — махнул в сердцах Губанов. — Поплакала минут пять да за водкой пошла. Вернее, я… пошел, — опустил голову Владислав. — Потому что очень плохо на душе было.
Я понимающе кивнула.
— Они ведь мне даже не сообщили о смерти сына, эти работнички детдомовские! — продолжал сокрушаться Владислав. — Надеялись, видно, что я передумаю Сережку забирать и не приеду больше.
Я снова кивнула: я помнила нелепые объяснения Морозниковой по этому поводу, но не стала рассказывать о них Губанову.
— И что же было дальше?
Губанов еще раз тяжело вздохнул.
— Слава богу, хоть этого сожителя ее дома не было. Правда, потом он все-таки приперся, и все стало еще хуже.
— Почему? — поинтересовалась я.
— Да потому, что перед его приходом с Антониной еще возможно было нормально разговаривать. Даже несмотря на выпитую ею водку. А когда он пришел, то…
* * *
Анатолий явился злой, как собака. Ему в очередной раз не заплатили денег за работу, а проще говоря, выперли вместе с напарником с колхозного рынка, где они подрядились разгружать ящики с рыбой. Несмотря на их опухшие и небритые лица, экспедитор по простоте своей душевной понадеялся на этих работничков. Работники доверия не оправдали: несколько ящиков их трясущиеся руки просто не удержали и вывалили содержимое на землю, пяток килограммов рыбы они попытались продать на том же рынке, и им это частично удалось: два карпа были проданы за пятьдесят рублей, на которые немедленно была приобретена бутылка дешевого спирта, тут же на радостях и распитая. Одним словом, приехавший через два часа экспедитор застал обоих грузчиков ползающими по снегу, пьяно матерящимися и пытающимися собрать вывалянную в снежной грязи рыбу. После этого оба были с позором отправлены восвояси.
Самое обидное-то было в том, что спирт кончился, а денег у Анатолия не было ни рубля. И шел он домой злой, в полной уверенности, что даже пожрать ему там толком не удастся, и согревала его только мысль, что сейчас он сможет успокоить свои нервы, начистив Тоньке морду — и за неприготовленный ужин, и за то, что она, собака такая, наверняка отыскала его заначку и всю выхлебала.
Но и здесь несчастного Анатолия поджидало разочарование: Тонька была не одна. Рядом с ней в доме находился какой-то тип, явно не понравившийся Анатолию с первого взгляда. Тип был тщательно выбрит, хорошо одет и вообще вел себя не как нормальный мужик, с которым можно, предварительно набив ему морду, обняться, как с родным, выпить водочки и, поговорив по душам, решить все проблемы. Кстати, бутылка на столе стояла. Но Тонька, зараза, конечно, умудрилась ее ополовинить.