— Сыночек мой! — раскачиваясь на своем излюбленном диване, причитала Антонина, не слушая Владислава и допивая остатки водки из бутылки. — Сыночек мой любимый, прости ты мамку свою! Это все отец твой виноват, сволочь, а не я!
Анатолий моментально ухватился за эту пьяную фразу. Он схватил Владислава уже обеими руками и практически насильно усадил на табурет, пригвождая совершенно обескураженного Губанова к месту тяжелым взглядом.
— И правильно она говорит! — грохнул Анатолий тяжелым кулаком по столу. — Она мать! А ты — козел последний, бросил ее с дитем! Молчи! — широким и «благородным» жестом прервал он попытки Губанова что-то возразить. — И ты ей теперь обязан платить до конца своих дней, понятно?
— Сережку-то убили, Толя, убили! — истошно завопила с дивана Антонина. — В детском доме убили!
— Кто убил?! — опешил Анатолий. — Как убил?
— А вот так! — И Антонина, уткнувшись в диван, зашлась в истерике.
— Ты убил? — сразу же нашелся Анатолий, привставая со стула и смотря на Владислава ненавидящим взглядом.
— Нет, его задушила подушкой воспитательница, — опустив голову, ответил Губанов.
— Вот это дела. — Анатолий взял бутылку и опрокинул оставшееся в ней содержимое себе в глотку. — Э-э-эх! — Он пьяно покачал головой и плюхнулся на табуретку, сокрушаясь по поводу Сережки, которого он никогда и не видел. Антонина тоненько подвывала на диване.
Губанов, видя, что Анатолий захмелел, наконец-то осознал представшую его глазам реальность. А была она таковой: он попал в дом беспробудных и, как это ни прискорбно, законченных алкоголиков, которых вернуть к нормальной жизни уже ничто не могло. И, отряхиваясь от тяжелой, затуманенной атмосферы этого дома, Владислав решил предпринять последнюю попытку поговорить с Антониной о действительно серьезных вещах. Анатолия он уже не боялся, и не только потому, что этот бугай явно слабел на глазах от принятой на голодный желудок порции водки. Владислав понимал, что все угрозы и прочая чушь, которые нес этот человек, не представляют собой ничего конкретного. А чушь бушевала по полной программе. Анатолий затеял, выражаясь его родным простонародным языком, просто никчемный базар типа: это ты ее довел, ты за все ответишь, и все такое. Он грозил Губанову какими-то своими друзьями, кричал, что тот должен Антонине денег. Это, по сути, и был его главный мотив: деньги. Он рассчитывал, что Владислав испугается чего-то — непонятно, кстати, чего, — и просто даст им денег. Смерть Сережи, как он понял, ни мамашу, ни ее дружка не интересовала.
Подтверждением этому явилось и то, что Антонина, почувствовав поддержку своего сожителя, сменила тактику: она уже тоже не плакала и не корила себя во всем, а просто начала кричать на Губанова в такт своему Анатолию, что тот, дескать, козел и так просто не отделается. И его выдра крашеная — тоже.