Покинув Троицкого, я поехала в АОЗТ «Шторм». Мне было необходимо уточнить у Савелия некоторые подробности. По дороге я купила пачку жевательной резинки «Дирол» без сахара.
Подъехав к воротам «Шторма», я посигналила, и ворота медленно открылись.
Во дворе стояло шесть или семь легковых машин различных, главным образом иностранных, марок. В некоторых из них сидели какие-то люди, несколько человек слонялось по двору без видимой цели. Я припарковалась, вышла из машины и направилась к входным дверям.
Никто не обращал на меня никакого внимания.
Савелий был на своем месте, в маленькой прокуренной комнатушке рядом с кабинетом Кабана, обставленной еще более обшарпанной мебелью, чем у шефа.
Поздоровавшись, я, не дожидаясь приглашений, села на стул и без предисловий начала задавать вопросы:
— Савелий, вы пытались установить владельца лодки, доставшейся вам при получении картины?
Он безнадежно махнул рукой:
— Пытались, но ничего не вышло. Номер на ней был намалеван фальшивый. На одной стоянке мы нашли лодку с таким же, только она уже года два на воду не спускалась. На этом все и закончилось.
— Понятно. А что было в ящичке, которого вы так испугались?
— Испугаешься тут, — обиженно буркнул Савелий, — когда каждый день по телеку: то того взорвали, то этого. Да еще показывают, как кишки на дереве висят. Очко-то не железное.
— И все-таки.
— Не было там ничего. Батарейки и электронные часы с будильником. У меня самого такие дома стоят.
— И больше ничего?
— В ящике — ничего.
— А где чего?
— В лодке еще рыба была.
— Какая рыба?
— Обыкновенная, вкусная. Лещ называется. Мы ее съели потом.
— Откуда рыба?
— А тот хмырь наловил, пока нас поджидал. Клев, говорит, ребята, хороший был.
— Какие-нибудь приметы этого хмыря вы запомнили?
— Не-е, на морде шапка вязаная, голос невнятный. Одет во что-то военное, зеленое, сейчас так полгорода ходит. Я уж и сам думал, но зацепиться не за что. Потому тебя и привлекли.
«Знаем, почему меня привлекли», — подумала я, а вслух спросила:
— Номера купюр переписали?
На лице Савелия обозначилась напряженная работа мысли. Итоги этой титанической работы были, увы, ничтожны, если судить по его встречному вопросу:
— Че?
— Я спрашиваю, переписали вы номера банкнот, которые отдали потом хмырю?
— А зачем?
— Ты отвечай на вопрс, — разозлилась я, — если ответ «да», тогда ты мне и объяснишь, зачем. Если — «нет», тогда я спрошу: а почему?
— Нет.
— Почему?
— А зачем?
Мне, конечно, приходилось видеть тупых людей, но в такой степени — впервые. Неудивительно, что их так облапошили.
— А зачем вообще, по-твоему, на них номера ставят?