Мог ли Андрей, столь прозорливый в бизнесе, способный видеть насквозь мотивы и стремления своих партнеров, конкурентов и подчиненных, не видеть этого разделения? Как ни странно, мог. Проницательный руководитель, глядя на своих домашних, бывает, оказывается чуть ли не слепым. Гениальные врачи, случается, «просматривают» серьезные болезни у себя или у своих близких. Недаром же в медицине считается, что ни один врач не должен лечить своих родных. Взгляд слишком туманится эмоциями, какая уж тут проницательность.
Мог ли Андрей видеть семейную «рознь» и пустить все на самотек? Да тоже мог. Он словно бы разделил мысленно сферы влияния. Ему – внешняя «политика», он обеспечивает семье достаток, его дело – заботиться о том, чтобы хватало на все: и на необходимое, и на «баловство» (конфета иногда бывает важнее куска хлеба). Маринино же влияние сосредотачивалось внутри дома.
Можно сколько угодно рассуждать о том, что принцип Kinder, Küche, Kirche ограничивает и потому унижает женщину. Но рассуждают так обычно те, кто не понимает, что поддержание огня в домашнем очаге – это тоже работа, которая не проще, не легче и тем более не хуже всякой другой. Ведь, по сути-то дела, это одна из самых важных человеческих работ. Можно прожить без автомобилестроения или без телевидения, а вот без домоводства не проживешь. И к тому же есть немалое количество женщин, для которых роль домохозяйки и матери – источник не только удовольствия, но и гордости. Марина была – ну, или по крайней мере стала – именно такой. И Андрей отдал семейный руль в ее руки. А раз уж отдал, значит, вмешиваться и дергать руль в соответствии со своими соображениями и представлениями – последнее дело. Да и надо ли? Рознь – слишком сильное слово, внешне-то ведь все было прекрасно.
Быть может, он с самого начала подсознательно воспринимал Анжелу как наследницу и потому так же подсознательно уделял ей больше внимания? Пожалуй, и это верно. Пусть даже «избыток» внимания заключался нередко «всего лишь» в лишнем взгляде, лишней улыбке или лишнем сказанном слове.
Вероятнее же всего, что свою роль в том, как складывались отношения в семье, сыграли все эти причины. И чья скрипка была первой – Марины или Андрея, – уже не определить. Муж и жена, говорят, одна сатана.
В результате все могло сложиться совсем скверно, но всеобщее обожание Анжелу, старшую, как ни странно, не испортило, она не выросла, к счастью, ни капризной, ни избалованной, никогда не претендовала на роль принцессы, которой весь мир обязан просто потому, что вот она я, носите меня на руках. Вероятно, привыкнув с младых ногтей к всеобщей любви и напитавшись ею, Анжела попросту не чувствовала необходимости требовать чего-то сверх. Ведь, в сущности, человеку – в том числе и женского пола – вовсе не нужны ни бриллианты, ни норковые манто, ни даже короны всех на свете конкурсов красоты. Человеку нужно, чтобы его любили. Чтобы не смотрели на него, как на пустое место. То есть чтобы любили его самого, с его собственными чертами, желаниями и взглядами, а не придуманный в чьей-то голове объект для любви. Анжелу, похоже, любили именно так. В конце концов, даже кукол ей дарили именно тех, которых хотелось ей самой, а не тех, которые нравились родителям. Куклы – это, конечно, лишь символ. Анжела предпочитала книжки. Ну да как бы там ни было, надутой самовлюбленной «прынцессы» из Анжелы, к счастью, не получилось.