— Ну и что? — возразила Ляля. — Зато там и образованные люди наверняка про Пушкина слыхом не слыхивали. А я, между прочим, тоже из Хафиза могу… Ну, или хотя бы из Хайяма!
И вдруг, широко улыбнувшись, словно желая бросить вызов неудавшемуся дню и собственным тревогам, Ляля продекламировала:
Древо печали ты в сердце своем не сажай —
Книгу веселья, напротив, почаще читай,
Зову хотенья внимай и на зов отвечай,
Миг быстротечный встречай и лозою венчай.
Александр Моисеевич принялся аплодировать, а родители переглянулись и заулыбались. Решив продолжить традиционную демонстрацию талантов дочки, Алла Николаевна предложила:
— Лялечка, сыграй нам что-нибудь, на свой вкус!
Ляля только этих слов и ждала, ее же хлебом не корми — дай сесть за фортепиано. Инструмент — добротное беккеровское пианино, прекрасно настроенное и содержавшееся в образцовом порядке, — стоял у окна. Сквозь незадернутые бархатные гардины — еще одна дань Аллы Николаевны классическому облику квартиры — в комнату пробивался свет уличных огней. По утрам, когда радостная Лялька исполняла какую-нибудь задорную польку, клавиши заливал мягкий солнечный свет — но ей это не мешало, а, наоборот, только поднимало настроение.
Вот и сейчас она решила окончательно побороть собственную грусть: пальцы коснулись клавиш, и комнату заполнили веселые звуки «Турецкого марша». Играла Ляля виртуозно, и гости наперебой просили исполнить то или иное полюбившееся произведение. Лялька улыбалась, стараясь не показывать виду, как сильно ее радует всеобщее внимание. Пускай в школе считают заумной отличницей и серой мышкой, пускай на улице пристают наглые цыганки — все равно здесь она королева!
Раздался телефонный звонок — это была Светка, давняя Лялина подруга. Извинившись, девушка вышла из комнаты, поговорить. Александр Моисеевич повернулся к Евгению Львовичу:
— Звездочка у тебя растет, Женя, поверь мне, звездочка! Ты прав — надо ее в музыкальное. Хотя, честно говоря, только такие светлые головы нашу науку и двигают, она же у тебя такая способная!
Польщенный, Евгений Львович расплылся в улыбке.
— Да и как иначе? — заметила Катерина Николаевна. — У таких-то родителей?
— Ладно тебе, Катя, — рассмеялась Алла Николаевна.
— У меня родился тост! — продолжала Катерина. — За ваш дом! За ту ауру любви, терпимости и благожелательности, которая его наполняет. И за дочурку, которой, я уверена, вы всегда будете гордиться не меньше, чем сегодня!
Когда Ляля вернулась, Александр Моисеевич как раз рассказывал, как его пытались надуть у метро ВДНХ:
— Так вот, стою я как дурак с этой сеткой, которую они всунули. А мне еще говорят — это, мол, бытовая техника вам в подарок! Сразу понял, что-то не так, но что? Думаю, главное, чтоб, пока у меня руки заняты, кошелек из кармана не вытащили. А это тип продолжает: «Вас снимает скрытая камера! А эту акцию проводит Лужков — вам дарят подарок ценой тридцать тысяч рублей, а вы выплачиваете в бюджет города три тысячи — для помощи сгоревшему детскому дому!» Видели? На жалость бьет и на то, что я постесняюсь перед этой несуществующей скрытой камерой «детям» денег не дать! Насилу отвязался!