Голос недоуменно замолчал. Кто-то досадливо сплюнул сквозь зубы.
— Да. Чертовщи-и-ина…
По сиплому прокуренному басу я узнал подполковника Перепечая — хорошо мне знакомого командира артиллерийского полка.
Кто-то насмешливо бросил:
— Приказы командования не обсуждаются.
— А выполняются! — подхватил другой голос.
— Довыполнялись!..
Перепечай сидел в неудобной, скрюченной позе и, положив подбородок на колено поджатой ноги, грустно смотрел вдаль. Он обернулся к сидевшему чуть поодаль майору, заросшему до глаз темной бородой.
— Я во всем этом не вижу ничего неожиданного. Окружения следовало ожидать.
— Почему ты так думаешь?
— Еще за месяц до нашего наступления я уже знал, где оно будет и когда будет. Думаю, что и немцы узнали о нем, — сказал он горько. — Немцы выставили перед нами тактический заслон. Мы его смяли и бросились в прорыв очертя голову. Как только мы втянули в него все, что могли, немцы сомкнули клещи. Просто!
— А ихние потери?
— Э-э-э, дорогой, теми частями они пожертвовали сознательно. А теперь видишь, что сделали?
— Вижу, — согласился майор. — Вижу, будь они прокляты!
— Что-то долго с нами возятся. — Перепечай кивнул в сторону немцев. — Обороняться ведь один черт нечем.
Никто не ответил. Перепечай, прищурившись, глядел на светлую полоску над горизонтом.
— Умереть в бою — честь. Мертвые сраму не имут. Пленным достанется хуже, чем мертвым. На них все будут валить: и измену и позор поражений…
Каждый из нас думал о том же. Плен? А может, лучше всадить в себя пулю и разом покончить с муками — и теперешними и будущими?
Вспомнилась Александровка. И, будто читая мои мысли, толкнул меня Осипов.
— Дом культуры не забыл?
— Боюсь, Олег, с нами будет не лучше.
На меня внимательно посмотрел Перепечай.
На его пропотевшей гимнастерке рдели два ордена боевого Красного Знамени и медаль «XX лет РККА». Один орден новенький, блестящий, другой — с потертой временем эмалью. Лицо и шею прорезала сетка крупных морщин. У околыша фуражки белела седина. Но он был крепок, по-крестьянски широк в пояснице, кряжист.
— Думается мне, сегодня нас начнут хватать… Дожились…
— Может, и не схватят, — возразил майор. — А ты все ноешь? Не осточертело еще? Дожи-и-ились! — передразнил он старика и уперся в него воспаленными глазами. — Вздумал стреляться, так какого черта лирику разводишь? Всю душу из меня вымотал. Ходишь за мной, уговариваешь. А я в попутчики на тот свет не гожусь. Рано! К черту! Я не хочу себя убивать. Понял?
— Михаил Иванович! — Перепечай, кивнув в нашу сторону, укоризненно посмотрел на майора.
— Да ведь тошно, пойми ты, тошно слушать, стыдно! Кадровый командир… Эх, ты-ы-ы…