С особой симпатией к русским относились сербы. Вокруг Вуковича и Обрада сколотилась довольно значительная группа решительных, крепких парней.
— Здраво, братко!
Мою ладонь стиснули горячие жесткие ладони Мирко. Он невысок, но широкоплеч и похож на веретено, поставленное тонким концом книзу. Из разреза рубашки лезла густая растительность, и говорил он рыкающим басом. В приветствии я различал только раскатистое «р-р».
— Здррр-рво, брр-ртко!
Человек двадцать сербов столпились вокруг меня, наблюдая за тем, как на бумаге постепенно прорисовывалась голова пожилого капитана с пышными прокуренными усами. Он сидел, подбоченясь, напротив, сосредоточенно уставясь выпуклыми глазами в пятно на грязной стене за моей спиной. Слово за словом, приноравливаясь к течению разговора, Мирко пересказал сводку Совинформбюро, услышанную от меня получасом раньше.
— Значит, братушки русские выходят на свои границы. Это хорошо. А пойдут ли они дальше, или остановятся? — спросил кто-то.
Вопрос был явно адресован мне, но Мирко его перехватил и уверенно ответил:
— До самого Берлина дойдут!
— Хо! Ты был на приеме у Сталина?
— А может, и был! — хитро прищурился Мирко. — Ты думаешь, русские остановятся, не отомстят за замученных людей, за сожженную землю? Не-ет, не остановятся!
— Кто ж его знает… Силы, может, не хватит?
— Силы? — Мирко от полноты чувств чуть не задохнулся. — Эх, ты-и! Когда поднимается весь народ — сила его неисчерпаема.
— А война все равно тянется, как на волах, — мрачно вставил высокий горбоносый серб.
— Она пошла бы быстрее, если бы вы не выгревали зады в Моосбурге, а удирали к Тито, — живо обернулся к нему Мирко.
— Почему же ты не удираешь?
— Не пришло время. А придет — удеру. Кто хочет помогать своему народу, те давно уже в горах. Вспомните Кревича, Джуру, Милковича и других. Поэтому-то в Югославии немцы и сидят, как на раскаленной сковороде.
— Закрутятся еще и не так! — пообещал мой натурщик. — Мы им все припомним. А разговор придется прекратить. Здесь не место. М-м-да… Так-то.
Он снова уставился в пятно на стене, молчаливо приглашая меня продолжить работу.
— Разве среди вас есть предатели? — спросил я, оставшись с Мирко наедине.
— Люди разные. В душу не заглянешь.
— Вот именно надо заглянуть. Надо, чтоб все сербы думали так же, как думаешь ты.
— Трудно.
— Да, трудно, — согласился и я, — но в этом пока весь смысл нашей борьбы.
— Надо к партизанам идти. Не могу я больше здесь сидеть.
— Успеешь, Мирко. От твоей работы и здесь большая польза.
— А там еще больше. — Он махнул рукой в сторону гор. — О чем же может еще мечтать солдат, как не о том, чтобы снова взяться за оружие.