— Напомни-ка, за что тебя уволили из английской школы в Риме?
— Эм, ей было двадцать, сколько раз можно повторять!
— Тогда спи. — Она взяла свой русский роман. — Фарисей.
Он снова откинулся на рюкзак, но рядом присели двое, закрыв ему солнце. Девушка была симпатичной, хоть и дерганой, а парень был крупным, светлокожим, почти снежно-белым на утреннем солнце.
— Простите… — произнесла девчонка с деревенским акцентом.
Декстер прикрыл глаза рукой и широко улыбнулся:
— Привет.
— Вы не тот парень с телевидения?
— Возможно, — ответил Декстер, снял солнцезащитные очки и, рисуясь, тряхнул головой. Эмма простонала.
— Как это шоу называется? «зашибись!» — Название его шоу всегда писалось с маленькой буквы: заглавные временно вышли из моды.
Декстер поднял руку:
— Виновен!
Эмма прыснула, и Декстер одарил ее уничтожающим взглядом.
— Книжка смешная, — пояснила она, помахав томиком Достоевского.
— А я так и знала, что видела вас по телевизору! — Девушка толкнула локтем своего спутника. — Ну, что я тебе говорила?
Розовощекий смущенно поежился и что-то пробормотал. Повисла тишина. Декстер услышал пыхтение моторов и понял, что раскрытая «Лолита» по-прежнему лежит у него на груди. Он тихонько сунул книгу в сумку.
— Так вы отдыхать приехали? — спросил он. Вопрос был риторический, зато это позволило ему вжиться в свой телевизионный имидж классного простого парня, которого ты только что встретил в баре.
— Да, — вяло сказал розовощекий.
Снова тишина.
— Моя подруга Эмма.
Эмма взглянула на них поверх очков:
— Привет.
Девушка прищурилась:
— Вы тоже работаете на телевидении?
— Я? О боже, нет. Хотя мечтаю об этом.
— Эмма работает в «Межународной амнистии», — с гордостью объявил Декстер, опустив руку ей на плечо.
— По совместительству. А так я в ресторанном бизнесе.
— Она менеджер в ресторане. Но собирается уйти. С сентября Эмма будет учиться на педагога, верно, Эм?
Эмма пронзила его взглядом:
— Почему ты так странно разговариваешь?
— Как странно? — Декстер рассмеялся, делая вид, что не понимает. Но парень с девушкой смущенно переминались с ноги на ногу, при этом заглядывая за борт — будто раздумывали, а не спрыгнуть ли им часом. Декстер понял, что пора заканчивать интервью. — Значит, увидимся на пляже? Может, выпьем вместе пивка. — Ребята улыбнулись и вернулись на свои места.
Декстер никогда не стремился быть знаменитым, но ему всегда хотелось добиться успеха, а какой смысл это делать, если никто не узнает? Люди должны об этом знать. Теперь, когда к нему пришла слава, все встало на свои места, словно известность была естественным продолжением школьной популярности. Не хотел он становиться и телеведущим, — впрочем, если спросить любого телеведущего, то окажется, что никто из них этого не хотел, — но обрадовался, когда ему сказали, что у него талант. Его первое появление перед камерой было похоже на то, как если бы он впервые в жизни сел за фортепьяно, и вдруг обнаружилось, что он виртуоз. Сама программа была не столь серьезной, как другие, над которыми он работал, и состояла всего лишь из нескольких живых выступлений, премьер видеоклипов и интервью со звездами. Признаться, эта работа не была сложной — от него требовалось лишь смотреть в камеру да время от времени покрикивать «Оторвемся!». Но это получалось у него так хорошо, так красиво, так впечатляюще.