– Это ничего, что вы сидели, дяденька. Мы принимаем бывших уголовников, и никто их в нашей партии не оскорбляет прошлым. При демократах любая форма сопротивления хороша, и уголовно наказуемая в том числе. Вот вам наша брошюра, вы почитайте, а я через несколько дней опять вас навещу. – Мальчик быстро сунул Маше Саратовой брошюру и тут же убежал.
Вернувшись за стол, Гриша выпил лафитник водки, закусил пирожком и сказал жене:
– Зеленый еще, а уже на понт берет.
– Почему на понт? – не поняла Маша.
– Потому что западло в нашем доме кому в их партию вступить.
– Вот и ошибся, Гришенька. У них уже полгорода записались. При записи бутылку водки дают и сто рублей денег. И взносов никаких.
– Ничего себе, – крякнул Гриша и налил себе снова: – Неужели столько мудаков в городе?
– Почему мудаков, Гришенька? Люди видят, что деньги у торгашей, а они все черные или евреи. Вот и не любят их у нас. А эта партия обещает с ними разделаться. Почему не вступить? К тому же привыкли быть членами, а большевики теперь слабые. Вот люди и ищут, кто посильнее.
Григорий помрачнел и принялся за первое. Щи начали остывать, но Маша умела так вкусно готовить, что они и холодные оставались хоть куда. На второй звонок в дверь хозяин даже не пошевелился. Пошла открывать Маша. Через минуту вернулась с тощим вертлявым субъектом.
– Приятного аппетита, хозяин, – улыбнулся посетитель: – Говорят, ты к моей персоне интерес выказал.
– Сестричка напела? Да приходил я к ней. Просил, чтобы ты мне голос из ямы подал.
– Филин друзей не забывает. Зачем звал?
– Садись, покушай. А потом побазарим, – ухмыльнулся Гриша.
– А ментам не сдашь? Ты же теперь в завязке.
– Я в завязке, но не курвился. А интерес к тебе не у меня, а у Голенева. Капитан хочет знать, не твои ли дружки ментов замочили?
– А ему-то зачем?
Гриша дал знак жене, чтобы та их оставила. И дождавшись, когда за Машей закроется дверь, сообщил гостю:
– Сын капитана, Ленька, в мэрии уголовку курирует. Просил отца подсобить. У нас в Глухове ментов отродясь не мочили…
Филин нервно сплюнул на пол:
– А говоришь не скурвился? Песня все равно к ментам попадет.
Грише плевок гостя на чистый пол не понравился, но он сделал вид, что не заметил:
– Песня может и попадет, но песенника сдавать никто не будет. Песня вроде народная. Врубился?
– Поклянись.
– Сукой буду.
– Передай своему афганцу, я ни ухом ни рылом. И мои кореши близко к ментам не подходили. Подфартило за так… А больше ничего не скажу. У меня, Пятачок, репка одна, и терять ее неохота…
* * *
Утопленника прибило к берегу рано утром. Сергей Скворцов с друзьями еще спал в баньке. Накануне они довольно поздно приехали к нему на дачу, и засиделась за шашлыком до часу ночи. Говорили о разном. Голенева вспоминали, а вот об Андрее Никулине ни слова. А тут с утра утопленник. Труп нашли мальчишки и с ними сын Сергея. Прибежали гурьбой. Орут. О чем не поймешь. Сергей со сна чуть не обложил пацанов. А когда понял, разбудил Степана и Женю. Спустились к морю в плавках. Утопленник выглядел жутко – лицо разбито о камни, руки отрублены. Множественные следы ножевых ран. Похоже, что над ним еще при жизни хорошо поработали, но отчего-то сохранили на шее массивную золотую цепь и крест. Крест был особенный и Скворцов его тут же вспомнил. Этот золотой крест носил