Она с ужасом поняла, что плачет. Оливия презирала эти слезы, но никак не могла их остановить. Они неудержимо стекали на подушку.
— Возможно, я совсем спятил, если решился на такой риск, — сказал он, в отчаянии опустив голову.
Оливия хотела отрицать любые его обвинения, несмотря на то, что знала: долго сопротивляться Майклу она не сможет. Но когда его горячие жадные губы нашли ее влажную и соленую от слез щеку, он неожиданно стих и прижал ее к себе, вложив в эти объятия всю любовь, на какую только был способен.
В темноте она не могла видеть выражение его лица, а только очертание. Оливия почувствовала неровное дыхание Майкла и через мгновение — свободу. Он отстранился от нее и встал с кровати.
— Ты выиграла, — произнес он спокойно, — или мы оба проиграли. Если хочешь, оставайся и плачь тут одна, или спи. А я проведу ночь в свободной комнате.
Его расплывчатая в темноте фигура удалилась, и она услышала, как он закрыл за собой дверь. Какое-то мгновение Оливия лежала без движения, затем зарылась головой в подушку, пытаясь сдержать безудержно льющиеся слезы.
Она проснулась на следующее утро с невыносимой головной болью. Все было тихо, за исключением привычного уличного шума. Оливия приняла ванну и оделась. Дверь в комнате для гостей была открыта, и она увидела идеально заправленную кровать.
В кухне ей пришлось столкнуться с Майклом. Он был небрит, пил кофе и выглядел так, как будто спал в одежде, если вообще спал. Под глазами залегли тени, скулы были четко очерчены, но от этого ее муж выглядел еще более красивым. Заметив ее, он поставил чашку с кофе, отодвинул стул и встал.
— Оливия, ты в порядке?
— Да. — Она подошла к хлебнице и достала два кусочка.
— Я сожалею… о прошлой ночи.
Оливия напряглась.
— Не лучше ли тебе поторопиться? Тебе ведь нужно уйти в десять, не так ли?
Последовала короткая пауза. Затем он вышел из комнаты, и она наконец расслабилась, приготовила завтрак, но при мысли о еде ее затошнило.
Оливия сидела за столом, уставившись на чашку остывающего кофе, когда Майкл появился снова. Гладко выбритый и безупречно одетый, он держал в руке кейс.
— Мне пора. — Его нахмуренный взгляд метнулся на циферблат настенных часов. — Ты будешь здесь, когда я вернусь? — осторожно спросил он.
Ее рот скривился в усмешке:
— У меня нет выбора, иначе я рискую тем, что ты перестанешь давать деньги на фильм.
Она могла позволить себе сдаться и оставить мечты о фильме, но не имела права делать этого из-за других людей. Участники съемок доверяли ей и полагались на нее. Для них это была и зарплата, и будущая карьера. Если бы Оливия отступила, ее имя было бы замарано, и путь в мир кино оказался бы для нее закрыт навсегда.