Жеребец начального над охраной горячился, грыз удила, он только разошелся, а его вдруг осадили на скаку. С трудом удерживая повод, Курной хмуро сказал:
Только бы не вышло с нами, как с тем, что не видал, как упал, погляжу — ан лежу.
Ордынцы далеко, в Диком поле кочуют,— снова попытался успокоить боярина Дмитрий. С его молодого лица не исчезала беспечная ухмылка. Причиной тому был и солнечный, не по-осеннему теплый день, а главное — надежда опять увидеть сероглазую светлокосую Дуняшку, девушку, которая прислуживала княгине и ехала с ней в одном возке. На привалах Дмитрий умудрялся мельком обменяться с ней такими ласковыми и нежными взглядами, после которых непривычно и долго частило сердце...
Курной оставался по-прежнему задумчивым и угрюмым.
Кто знает, где они ныне...— протянул ворчливо и тут же добавил строго: — Крымцы двуоконь, триоконь куда хочешь' могут пригнать. Да и душегубцев в сих местах погуливает немало. Скольких купцов пограбили, а то и до смерти поубивали.
Ну их-то, мыслю, нам нечего опасаться — сотня наших дружинников со всеми тарусскими и тульскими разбойниками управится.
А ежели они засаду устроят?
Не осмелятся, Андрей Иванович.
Но Дмитрий не убедил боярина. Тот даже собрался припугнуть княгиню: мол, дозорные видели ордынцев. Может, хоть сие образумит ее. Но потом раздумал: пугать не годится. Чего доброго, узнает и князю пожалуется...
Велел дружинникам спешиваться и, выставив вокруг возков охрану, зашагал в село, жители которого уже высыпали из своих изб и с настороженным любопытством разглядывали нежданных гостей.
Княгиня Ольга, статная, уже начавшая полнеть молодуха, вышла на улицу и уселась на лавке. На поляне неподалеку княжичи Иван и Юрий, бросив на усыпанную лиловыми и желтыми цветками траву свои кафтанчики, бегали друг за дружкой.
«Скорее бы доехать до Тарусы,— глядя на них, думала княгиня.— Небось заждался Костянтин сынов, а может, и по мне скучает? Неужто и сейчас сердится за отца и братьев? Я-то в чем повинна, что они к князю рязанскому переметнулись? Тула всегда к Рязани руку тянула, потому что близко они к Дикому полю — так мне отец сказывал* И еще говорил: «До Москвы далеко, на Тарусу надежды мало — у самой после мамайщины ратников нет!» Оно и правда, Костянтин про сие добре знает, а все ж гневается на них и на меня серчает. Десять лет я уже с ним, трех сынов родила, Таруса для меня стала домом отчим. Зачем же он так?..» — И она тяжело вздохнула.
У ног Ольги послышалась возня, что-то уцепилось за ее летник из синего шелка. Вздрогнув, она невольно приподнялась, но тут же улыбка тронула ее грустное лицо. Два котенка: один — поджарый, черно-смоляной, второй — белый с серым, поплотнее, играя, бросались друг на друга и снова отскакивали. Княгиня перевела взгляд на сыновей. Юрий прижал Ивана к земле, навалился всем телом. Тот пыхтел, извивался, пытаясь освободиться, но это ему не удавалось. Лицо старшего стало пунцовым, злым.