Таннис не хочет есть, но послушно открывает рот.
Надо.
И встать, когда девушка протягивает руку. Опереться на нее, такую тонкую, ненадежную, добраться до ванны. Прохладная вода неуловимо воняет плесенью. Все в этом доме воняет плесенью, и Таннис тоже. Она подносит к лицу растопыренные ладони, отчаянно принюхиваясь к коже.
Воняет.
И вонь не смыть, пусть Таннис и старается, скребет спину длинной щеткой. Щетина ранит кожу, но это доставляет какое-то извращенное удовольствие.
Так правильно.
Почему?
Потому что без боли она, Таннис, навсегда останется в нарисованном мире. Вода смывает его, и Таннис сидит в ванной, и когда вода остывает. И кожа на пальцах становится стянутой, морщинистой.
– Мисс, – жалобно просит служанка. Ей, наверное, надоело стоять в дверях с полотенцем…
Жесткое какое. Царапает и без того рассаженную шкуру. Ничего, зарастет как-нибудь, зато дурманный сон, в который Таннис насильно спрятали, исчез.
Голод появился.
И стол накрыт на двоих. Освальд ждет. Он взмахом руки отсылает служанку, и кажется, та рада исчезнуть… странно, Освальд ведь красив и должен нравиться женщинам. А она боится.
– Вижу, тебе стало лучше.
– Да, – низкий голос, грудной, к которому Таннис еще не привыкла. – Стало. Твоими заботами.
– Злишься?
– Ты меня опоил. – Она сама доходит до кресла и в изнеможении падает на подушки.
– Исключительно ради твоей безопасности. Ты ведь девушка решительная, и как знать, на какую глупость отважилась бы.
Снова в черном. Нравится цвет или…
– Ешь, – он указал на сервированный стол. – Ты сильно похудела.
И ослабела до того, что даже сидеть непросто. Но Таннис сидит, как учили, с прямой спиной и подбородок задрав. Вот только это представление, похоже, Освальда не впечатляет.
– Не бойся, травить не собираюсь. И в сон возвращать.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
Вежливый полупоклон и молчание. А есть хочется… если не ради себя, то…
…Кейрен обещал, что вернется.
Паштет из гусиной печени, речная форель и ягнячье каре на ребрышках. Рыбный суп, еще горячий, острый до того, что каждую ложку приходится запивать.
В высоком бокале – желтоватый отвар.
Освальд следит, сам не ест, но и разговор не спешит начинать.
– Чего ты хочешь?
Мусс из клюквы и черной смородины, приятно кисловатый. И к нему – чай и сладкие корзинки со взбитыми сливками. Сливок совершенно не хочется, и Таннис сосредоточенно соскребает их на тарелку. Плевать, что так не принято.
– Вообще? – уточнил Освальд. – Или от тебя?
– От меня – я знаю, если, конечно, ты не передумал?
– Нет.
– Тогда вообще.
– Мне казалось, что ты и это знаешь.