Ульне отправила на крестины кружевной чепчик и серебряную ложку с ангелом на черенке…
…двадцать три года прошло.
Девица выросла и, поговаривали, собиралась выйти замуж, но с женихом ее случилось несчастье: не то убит, не то пропал.
Ульне ей сочувствовала.
До недавнего времени.
– Ты видел ее в театре. – Она перебирала пряди волос, и Освальд, положив голову на ее колени, считал жемчуг…
…тот, другой, вечно простужался и кашлял, не в силах согреться, он жался к Ульне, и она накрывала его плечи пуховой шалью. Правда, шаль была старой и пух свалялся, почти не грел.
Марта же, связав очередной ужасающий шарф, кутала Освальда. И приносила с кухни теплое молоко, заставляла пить, рассказывала нелепые истории, которые принято рассказывать детям. Марту он слушал с куда большей охотой, нежели Ульне.
…эти истории его испортили.
И шарфы. И молоко…
– Та бледная девица с выпученными глазами? – уточнил Освальд.
– Да.
И вправду бледная, почти как ее мальчик. Совсем отвык от солнечного света, как и Тедди… Тедди, надо полагать, умер… впрочем, он тоже стал совсем-совсем чужим и о смерти его Ульне не сожалела. Порой ей казалось, что она утратила саму эту способность – сожалеть.
А девица… полноватая и обрюзгшая, а ей всего-то двадцать три года. Овальное оплывшее лицо с тремя подбородками, которые скрывают короткую шею. Ее нос велик, а надбровные дуги выступают, брови же срастаются над переносицей, темные, жесткие. Девица их выщипывает и пудрится, скрывая покрасневшую кожу. Ее рот капризно изогнут, а глаза пусты. Темные кабошоны в оправе редких ресниц.
– Если вы полагаете, что она станет хорошей женой…
– С нею ты получишь поддержку фон Литтера, а с ним и псы считаются. – Она захватила светлую прядь, потянула, заставляя Освальда запрокинуть голову.
…и все-таки похож.
Чем дальше, тем больше… быть может, просто собственный болезненный разум Ульне находит сходство там, где ей хочется, но… Тедди, пожалуй, следует сказать спасибо за такой подарок.
…Тедди забрал Освальда, сказав:
– Мальчишке нужна крепкая рука. Вы его избаловали.
– Если бы ты чаще появлялся дома…
– Дорогая кузина, – он поклонился, демонстрируя остатки хороших манер, – если бы я чаще появлялся дома, ты бы первой взвыла…
В тот раз он надел василькового цвета пиджак с подбитыми ватой плечами и узкие брюки, которые нисколько ему не шли. Франтоватый костюм этот донельзя раздражал Ульне.
– Ко всему, – на шее Тедди завязан был пышный шейный платок, заколотый рубиновой булавкой, – у меня нет никакого желания жить на погосте, и наш драгоценный дедушка, если помнишь, отрекся от меня, запретил появляться здесь.