В чем-то грязном, больном
Были два его белых, прекрасных
Крыла.
Докурил он окурок,
Щелчком его пнул,
Полетел огонек вниз и в ночь.
Повернулся ко мне
И слегка подмигнул,
И сказал: «Ну, бросайся,
Чего же ты ждешь?»
Это был ангел. Это был ангел.
Это был ангел.
Я спросил его: «Друг,
Что ты делаешь здесь?»
Он ответил: «Так, просто сижу».
И спросил меня сам:
«Слушай, а курево есть?»
«Вроде есть, – я сказал, – погляжу».
Горит огонь, горит,
Но что-то неможется,
Что-то грустится мне,
Что-то тревожится.
То ли себя потерял,
То ли раскис совсем.
Что-то забыл, не узнал,
Лодкою на мель сел.
Горит огонь, горит
Искрами по ветру.
Да что-то не в лад, невпопад
Ночью и поутру.
Расправить ли плечи, сказать
Слово, полслова ли?
Или поехать, пойти, побежать
В гору, под гору ли?
Горит огонь, горит
Все думками горькими.
Болит голова, болит
К похмелью, к попойке ли.
Да что я, черт побери,
Чокнутый, сглазили?
Где светлые думы мои?
Пропали, завязли ли?
Горит огонь, горит,
Не сходится с думами.
Да как кто-то в душе бередит
Рваными струнами.
Да, ладно, ребята, пустяк,
Что было – запомнили.
Прижмусь я поближе к костру
Лицом и ладонями.
Где-то возле Ордынки,
Или возле Таганки,
Или где-то еще,
Заблудившись весной,
На неверных ногах
После выпитой банки
Витька Фомкин, монтер,
Добирался домой.
А на улице ветер,
Подворотнями – лужи,
Да за каждым углом –
Милицейский свисток.
Дома Люська, жена,
Заварганила ужин.
Виктор Люсе купил
На аванец платок.
Вот какая-то арка –
Мысль в Витьке пробудилась.
А за ней и пузырь
Начинает бурлить.
Работящей рукою
Витька лезет в ширинку,
За ширинкой «братан»
Очень хочет отлить.
Вот она понеслась,
Веселясь и играя,
Заходила ручьем
По шершавой стене.
Витька даже вспотел,
Рукавом вытирая
Пот со лба, вспоминал
О Людмиле, жене.
За спиною три тени
Появились так быстро,
Что Витек не успел
Устоять на ногах.
Их под утро поймали,
Они были таксисты.
Монтировку нашли
Рядом с ним в двух шагах.
Витька Фомкин лежал
Удивленный и грустный.
А холодный асфальт
Он собою накрыл.
И уже не подарит
В подарок он Люське
Тот платок, что вчера
На аванец купил.
Мы покинем вагоны и поезда.
Мы уйдем из теплушек и эшелонов,
Чтоб шагнуть на перроны
И уйти в города
С полустанков и станций
В деревни и в села.
Но все это будет
Тогда, когда
Закончится последняя война.
В безмятежных перинах
Мы забудемся сном.
Нас согреют родные дома и постели.
Мы достанем замки
И покрепче запрем
За дверями шкафов
Фронтовые шинели.
Но все это будет
Тогда, когда
Закончится последняя война.
На прокуренных кухнях
Мы заварим чайка.
А потом разольем его
В чашки и кружки.
И в ближайшей пивнушке
Мы дерябнем пивка.