И в мужском сортире импортный мобильник,
Просто вынув набраную финку, взял и отобрал.
Но мы ж его просили, мы же говорили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто никакого творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек».
Не сфартило Коле мобильнуть на волю –
Выперлась с каптерки вдруг бабулька – божий василек.
С шайкою и шваброй и с больной подагрой,
Но бабка смело засвистела в ментовской свисток.
Но мы ж его просили, как мы говорили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто никакого творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек».
ПМГ, наручники, ноют ноги-рученьки,
АКМ, к башке прижатый, холодит висок.
Понятые-дворники, потерпевший скромненький,
Так сгорел-пропал навеки Коля Огонек.
С ним недолго ботали ментовскими ботами,
И сгорел-пропал навеки Коля Огонек.
Но как мы говорили, как его просили:
«Уходи, уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто не осталось творческого роста»,
И погорел на мелочи наш Коля Огонек.
Ветер злой поднял вой,
Это неспроста,
Между небом и землей
Черная весна.
Банды туч первый луч
Рвут со всех сторон.
И как кровью, злым дождем
Истекает он.
Письма в пепел сожжены,
Значит, навсегда
Между мной и тобой
Черная вода.
Больше нет прежних лет,
Нет ночей без сна,
Ведь между мною и тобой
Черная весна.
Льет и льет с неба дождь.
И грязная вода
Размывает нас с тобой
Раз и навсегда.
Письма в пепел сожжены –
Это неспроста.
Ведь между мной и тобой
Черная весна.
Между нами навсегда
Черная весна.
Серенькие ежики маленькие ножики
Будут осторожненько по улицам гулять.
Востренькими ножиками раненьких прохожиков
Серенькие ежики будут ковырять.
Черные да красные, синие да разные,
Дамы не заразные в шелковых трусах.
Возьмут под ручку ежиков с маленькими ножиками
И пойдут по улице, по улице гулять.
Подворотни потные с мордами поблеклыми
Встретят их так радостно, как родненьких гостей,
И в этих подворотинках ежики и тетеньки
Будут делать страшненьких ужасненьких детей,
Ужасненьких детей,
Будут делать страшненьких ужасненьких детей,
Ужасненьких детей,
Будут делать страшненьких ужасненьких детей.
Я часто вижу его по утрам, когда бреюсь.
Он плюет мне из зеркала прямо в лицо.
И тогда я опасною бритвою режусь,
Чтоб увидеть на нем след кровавых рубцов.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, но не пленен.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, и я явно не он.
У него те же глаза и та же улыбка,
У него в левом ухе по отдельной серьге.
Он смолит мой «Житан» и с соседскою Лидкой
Он давно и надежно на короткой ноге.
Людоед пойман, людоед пойман,