, я в это верю и вера одна (sola fide) пусть меня спасает. Так же и в разборе Вашего дикого шиповника — разбор как выброшенного на рынок товара («все разобрали», хочу все разобрать в диком шиповнике, имею право — не думайте только, что это говорил).
У Игнатия Богоносца — дайте мне посмотреть контекст — «Который есть Слово Его вечное, происшедшее не из молчания» должно иметь акцент на «происшедшее» и быть против эманации и становления: Слово не произошло и не стало, т.е. оно не другое молчанию, оно то Слово, которое не хуже не неустойчивее молчания!
О Розанове: интересненькое дело, где это Вы когда сумеете, в каком пастушеском экстазе забытьи [5], писать не замечая этого, не чувствуя на себе взгляд, вырвавшись в непосредственное излияние? От взгляда никуда не уйдешь, как Вы не уходите в «Диком шиповнике», «исчезая в уме из любимого взгляда», потому что даже и Вас уже не становится Вы исчезаете, но взгляд все равно остается, от него не скроешься, тысячью своих глаз Варуна смотрит на землю и все наполнено его шпионами. Признать принять этот водоворот, кружение, не «воображать себе облегчающей «освободительности», понять, что с этой сковородки человека никто уже некогда не снимет — это есть у Розанова, это и у Вас будет, если пока еще нет (Вы понимаете, что это шутки, мой способ шутить играть).
[…]
Как я Вам завидую, что Вы будете — месяц? — в Арле в колледже переводчиков. Как я хотел на Запад, как это для меня безвозвратно теперь ушло, как я не жалею теперь, что там не был. На конгресс медиевистов в Кельне с темой, в которую я его ввел (Боэций Датский), ездил С.С., не был там включен в выступающие, рад поездке, привез мне роскошные открытки, и после всех расходов у него оказалось в кармане 1000 марок, 160 000 (!) рублей. Ах странная жизнь. Я подхожу к книжному развалу купить «Логос» № 2, где и мой текст, гляжу на ближайшую книгу, Боже мой, это неожиданно без моего ведома вышел мой перевод «Моисея и монотеизма» Фрейда с примечаниями, 70 р. Рядом — мой старый Петрарка, 125 р.! Но слева — сборник Юнга, где тоже мои переводы! В последней «Юности» моя «Нищета философии», в последних «Вопросах философии» моя «Философия и религия», в предпоследнем «Знамени» мой Ионеско, в «ЖМП» мой Палама, это только то, что напечатано за последний месяц — и я не могу нет денег купить сухарики с изюмом для семьи, Саврей не здоровается с Ольгой и заставил меня написать заявление с просьбой принять меня на временную работу на полставки, в Институте философии мне стали платить не 2700, а 1900 («значит Вы никому не нужны», сказала мне секретарша Льва Николаевича Митрохина, фактического директора, бывшего воинствующего атеиста, теперь специалиста по религии), «что с моей рукописью», спрашиваю я «Науку», — «Все в порядке, лежит», отвечает объегорившая в свое время своего заведующего Егорова. — Тем временем философ Курицын восторженно хвалит в большой статье в ЛГ выдающегося, талантливейшего Галковского (я не шучу, посмотрите, да, хотя я, если бы был Курицын, наверное, не стал бы писать о Галковском). Некоторые слова из Вашего письма мне хочется, по моей давней привычке, просто переписать, пусть будут они мои. «Иногда, впадая в артистическую обиду, я повторяю слова одного хорала Баха: ich will dir sagen, Du falsche böse Welt. Но быстро вспоминаю, что если мир falsche, böse, то я тем паче».