Катя упала на колени и подползла к Диме, обхватила ноги, прижалась, дрожа всем телом…
— Любимый… Ты что?.. Ты гонишь меня? Я не смогу без тебя…
— Уходи!!! — истерически завизжал Дима, отдирая от себя ее руки.
«Все наказуемо… За все приходит час расплаты… Скоро настанет Судный день, и каждому воздастся по делам его…
А я грешница. И должна смиренно принимать то, что заслужила. Так мне и надо…
Вот только сердце саднит, словно от него оторвали кусок… Часть живой плоти, частицу моей души… Моего любимого…
Он больше не мой… вернее, я не его больше. Он не хочет меня знать. Он не может простить…
Но мне нет прощения. Кара тяжела, но я должна ее принять. Я обязана ее вынести…
Это возмездие. Оно всегда настигает таких, как я… Оно обрушивается на головы слабых, грешных, запутавшихся…
Кто ты, Тот, Кто Карает меня?
Послушай, я только хочу повторить, что готова умереть ради моей любви… Я искуплю свою вину, я все исправлю…
Но меня не хотят слушать. Хлесткие слова впиваются в душу больнее, чем плетка…
Я хватаю ноги, я целую пыль его шагов… но меня отшвыривают, и оглушительная пощечина обжигает лицо. Удар такой силы, что я отлетаю к стене, с размаху стукаюсь бровью о косяк… Но боли не чувствую. Разве может сравниться боль телесная с той, что разрывает мне сердце?
Не гони меня, любимый, единственный… Не гони… Не отшвыривай от себя, не кори… Пойми меня…
Нет, твой гнев праведен, ругай меня, бей, ты имеешь право убить меня. Зачем мне жизнь без тебя?
Мир стал серым и зыбким, все туманится… Предметы стекают вниз, точно отлиты из киселя… Мир умывается моими слезами…
Говорят, слезы облегчают душу. Врут. Ничуть не легче, хоть ведро пролей этой соленой влаги.
Он не верит моим слезам.
Я так боялась, что все раскроется… И вот это случилось. И почему-то вместе с болью приходит облегчение…
Лучше, когда есть ясность. Я виновата — меня следует наказать.
Это справедливо. Это механизм воздаяния.
Значит, надо покорно понурить голову, взять свои пожитки и пойти по миру куда глаза глядят…
Так всегда в сказках герои уходят замаливать свои грехи. Они бредут по свету, семь железных посохов стирают, семь каменных хлебов сгрызают, глядишь, и находят за тридевять земель в тридесятом царстве искомое прощение…
Какой тяжелый чемодан… но еще тяжелее камень у меня в груди. Мне так трудно идти, что я склоняюсь к земле, горблюсь, точно старушка. Правду люди говорят: мол, грехи наши тяжкие…
Я ухожу… Шаг… еще один… вот уже дверь распахнута предо мной…
Когда же он позовет меня? Когда окликнет, обнимет, утрет мои слезы?
Неужели он даст мне уйти?