И даже институт культуры, который Димочка презрительно называл «Кулек», оказался ему не по зубам. Из трех творческих экзаменов Дима сдал два на троечки, а на третий решил не идти вообще, трезво оценив свои шансы.
А ведь он талантлив! Это бесспорно, как аксиома. Ведь это знает весь их Рыбинск! Недаром Димку еще в нежном мальчишеском возрасте снимало местное телевидение.
Он уже познал вкус славы, толпы визжащих поклонниц, привык к тому, что его узнают на улицах…
А теперь ему так тяжело, бедненькому, влачить серую, обыденную жизнь. Никому он в этой столице не нужен, никто им не восторгается, никого он не интересует…
Да всем вообще наплевать, что есть на свете такой Дима Поляков. Они считают, что таких Димочек — миллионы…
Как они ошибаются, глупцы!
А он держится стойко. Катя давно бы просто с ума сошла от такой невезухи. А Димка еще умудряется готовиться к прослушиванию в молодежный театр-студию, там нужны юноши с хорошими вокальными данными, владеющие любым музыкальным инструментом.
Так написано в объявлении. Но там даже не надеются, что у обладателя вокальных данных окажется к тому же такая симпатичная внешность, такие яркие синие глаза, такая высокая стройная фигура…
И они даже не подозревают, что к тому же он еще и сам пишет песни! Когда они обо всем этом узнают, когда они увидят Димочку — то поймут, что им без него не обойтись, тут же зачислят в штат и доверят ему самые главные роли.
— Милый мой… бедненький… — Катя ласково погладила его по плечу и хотела обнять, но он отшатнулся.
— Бедненький? — передразнил он. — С чего ты взяла?! Ты что, меня жалеешь?
— Нет, что ты!
— Ну вот. И не вздумай. У меня еще не все потеряно. Знаешь, сколько знаменитостей с первого раза не могли поступить?
Катя мотнула головой.
— Уйма! Только не помню фамилий. По три раза пытались, пока наконец в них разглядели искру Божию. А представляешь, как кусали себе локти те, кто их заваливал, когда потом, через годы, они стали народными и заслуженными?!
— Представляю! — хихикнула Катя.
— Я бы на их месте всю жизнь не здоровался с теми, кто меня так нагло засыпал.
— Ну, может, они их простили… — предположила Катя. — А те педагоги, наверное, потом сами жалели, что ошиблись…
— Жалели! — скривился Дима. — А что мне их жалость?! До лампочки! Целый год псу под хвост!
Он, по своему обыкновению, привык, что речь может идти только о нем, и с легкостью переключил разговор с неведомых «великих» на себя любимого.
— Ничего, — примирительно сказала Катя. — Через неделю ты им всем докажешь! Тебя обязательно возьмут, вот увидишь! Кого же брать, если не тебя?!