— Ты, ты и ты, зайдите. Остальные свободны.
— Совсем? — тоненько ахнул рядом с Катей высокий кудрявый юноша, похожий на Есенина.
— Совсем, — отрезал мужчина.
Катя заметила, как Дима резко побледнел и закусил губу.
— Подождите! — Она метнулась к мужчине и ухватила его за полу пиджака. — Постойте! Вы же не слышали Полякова! Он и поет, и сочиняет…
— Полякова? — Мужчина напряг мозги, пытаясь вспомнить, не просил ли его кто-нибудь из знакомых составить протекцию некоему Полякову.
Вполне возможно, ведь во время отборочной горячки столько просьб, что легко что-то забыть, упустить, перепутать…
— Да! — подхватила Катя. — Вы не пожалеете! Димка! Иди сюда! — И она подтолкнула его вперед.
Мужчина мельком взглянул на него и буркнул:
— Ничего, фактуристый… Ладно, и ты тоже…
И Димка в числе избранных счастливчиков скрылся за дверью.
Он вошел последним, а вышел первым всего лишь через несколько минут. Отвергнутые неудачники еще не успели разойтись, гудели, кучковались в тесном дворике.
— Ну как? — разом бросились к Диме несколько человек, оттеснив Катю. — Что они требовали? Петь? Читать?
— Плясать, — буркнул Дима.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Он кривил губы и изо всех сил сдерживал слезы.
— И что? Взяли?
— Взяли, — кивнул он, — за хвост. Раскрутили и подальше зашвырнули.
Катя наконец сумела протиснуться к нему и осторожно тронула за плечо:
— Димочка, ты бы спел им, они бы сразу…
Он посмотрел на нее абсолютно больными глазами, сорвал с плеча бесполезную теперь гитару и с размаху швырнул ее под ноги. Крепко припечатал каблуком. Потом молча раздвинул окружающих и пошел к подворотне.
— Димочка! — рванулась следом Катя. — Подожди! Ты куда?!
Он остановился, повернулся и глухо сказал ей чужим голосом:
— Не ходи за мной.
«Сама не пойму, как я попала в самый эпицентр урагана. Вокруг меня стремительно закручиваются темно-серые спирали, в ушах звучит пронзительный свист.
Тонкий, надсадный звук… И спирали вертятся все быстрее и быстрее, их центростремительная сила отрывает меня от земли…
Я лечу… Нет, я падаю… Я улетаю в мутную липкую пелену…
То вниз, то вверх… Как на качелях… Я болтаюсь между небом и землей, и ни земля, ни небо не желают меня принять…
Как страшно… Хочется крикнуть, но слова словно прилипли к горлу. Вместо них изо рта вырывается странное шипение.
Но верчение-кручение прекращается так же внезапно, как началось. Теперь я плыву параллельно земле, и подо мной сквозь клочья видна панорама города.
Это не Москва, и не Рыбинск… Я не знаю, где я… Только вижу сверху золоченые луковки церковных куполов. Кресты на них такие высокие, что почти что касаются меня заостренными макушками…