Катю смутили его слова, а особенно то, что вслед за словами он приступил к делу — стянул с нее покрывало и запустил пальцы в курчавые волоски на лобке.
— Это спелые колосья пшеницы… нива… жатва… — бормотал он.
От резких, нетерпеливых движений ей было больно, но она боялась крикнуть, понимая, что в этом странном, незнакомом месте никто не придет ей на помощь.
— Ты русалка… — Грудь и живот Кати обжигали его горячие губы. — В такую жару у тебя прохладная кожа… Ты холодная… холодная…
Голос его становился все требовательнее, в нем сквозили нотки недовольства. Катя поняла, что панически боится его, заставляя себя послушно следовать его воле.
— Ты холодная! — крикнул брат Кирилл. — Ледышка! Больше страсти! Разве не прекрасен возлюбленный твой? Разве ноги его не столбы, а живот не сноп пшеницы?
Она зажмурилась, уже ничего не соображая от страха.
Этот Кирилл просто сумасшедший… Сейчас он убьет ее, и никто даже не узнает, куда делась девушка Катя… Была и нету…
Она обвила руками его шею, подалась вперед, изогнулась призывно, лепеча что-то нечленораздельное, что вполне можно было бы принять за любовную страсть.
С ее музыкальным слухом было несложно вторить его вздохам и стонам, то поднимаясь на два тона вверх, то опускаясь на полтона ниже…
И она больше не была прохладной — все тело пылало, точно сваренное в кипятке, опаленное его ласками. От чересчур крепких поцелуев оставались багровые кровоподтеки, а от неистовых объятий — фиолетовые синяки.
Наконец брат Кирилл насытился и отвалился в сторону, довольно урча. Он потянулся к висящему у постели шелковому витому шнуру и дернул его. В глубине квартиры раздался звонок.
Катя и охнуть не успела, как в спальню вошли три молчаливые девушки в белых одеждах. Одна подала ей такой же, как у Кирилла, халат, другая протянула им поднос с двумя стаканами красного, как кровь, напитка, а третья открыла расположенную в углу спальни дверь, прошла в ванную и отвернула краны, наполняя ванну водой.
Катя чувствовала себя растерзанным куском добычи, доставшимся сумасшедшему хищнику. Она невольно вздрогнула, когда брат Кирилл прикоснулся к ней, подавая стакан с напитком.
Он улыбнулся, и улыбка была вновь мягкой и интеллигентной.
— Не бойся, — сказал он ласково. — Мы отдали должное телесному и отринули его от себя. А теперь без ненужных греховных помыслов устремим свои души ввысь.
Катя пригубила напиток не без страха, но он оказался обычным гранатовым соком, правда не консервированным, а свежим.
Видно, его выдавили в соковыжималке эти молчаливые служанки, а может, другие… Кто знает, сколько их там еще скрывается в глубине квартиры?