Мы из сорок первого… Воспоминания (Левинский) - страница 235

А запомнил, наверное, потому, что у меня была своя «Роз-Мари», и она мне тоже очень давно не писала.

После отправки на фронт первого батальона фольксштурма в Гузене приступили к формированию второго. Немцы торопились: 9 апреля советские войска вступили на территорию Австрии, а 13 апреля взята красавица Вена…

Пфертнер стал совсем другим человеком. Он даже чуть ли не кланялся мне, словно представителю Красной армии, когда я важно дефилировал мимо него в лагерь и обратно. Но это не смешно: каждый по-своему предчувствовал приближение развязки.

И еще одно событие. 6 апреля прямо в блоке, на глазах всего персонала скоропостижно скончался врач Адам Конечный. Он просто упал и больше не встал. Возможно, это был апоплексический удар? Подробности происшествия до меня не дошли, дай не слишком интересовали. Адама сожгли в крематории буквально через какой-нибудь час. Поляки — Юзек и Метек — случай этот с нами не обсуждали, а испанцы особо не выражали сочувствия своим коллегам. Видно, что они рады тому, что еще одним негодяем стало меньше. Тогда я считал так же, как и они, а сейчас мое отношение понемногу меняется: полезно сперва понять, а потом осуждать — даже того, кто стремился тебя уничтожить.

После смерти Адама Юзек и Метек совсем присмирели и даже стали заискивать передо мной и испанцами, хотя мы к ним всегда относились ровно, без предубеждения и весьма доброжелательно. Они в целом неплохие ребята и нам отвечали тем же.

В апреле же скончался Франклин Рузвельт, и его заменил Гарри Трумэн. Мы по этому поводу сожалели, а поляки только радовались.

В эти дни комендант Маутхаузена штандартенфюрер СС Франц Цирайс получил секретный приказ рейхсфюрера СС Гиммлера с требованием использовать момент объявления воздушной тревоги и загнать заключенных Маутхаузена в штольни Гузена, после чего входы завалить камнями. Аналогичный приказ получил и комендант Гузена хауптштурмфюрер СС Фриц Зайдлер, но узники в штольни не пошли, предупрежденные комитетом, а применять оружие эсэсовцы пока не решились. Для Гузена наступали трудные дни. Попытки использовать штольни делались еще не один раз, но по-прежнему безрезультатно.

В один погожий апрельский день ко мне на блок 29 вбежал взъерошенный Костя Андрюшин:

— Пошли скорей!..

— Куда?

— К нам на 30-й…

— Что случилось?

— Увидишь. Газуют! — И мы с Костей по переходу перебежали на блок 30 и прильнули к окнам, выходившим на блок 31. Увиденная картина была страшной: эсэсовцы набили штубу В инвалидами и больными узниками, неспособными передвигаться. Все они без одежды, а по внешнему виду — в основном французы и итальянцы, которые больше всех страдали от фурункулеза и других болезней. Этих несчастных отбирал и по всем блокам специально для уничтожения. Когда мы это увидели, эсэсовцы кончали загонять людей в блок, и нары уже были забиты до отказа: на каждой лежанке трехэтажных нар лежало по два узника. После этого два эсэсовца в противогазах зашли внутрь, держа в руках по цилиндрической коробке газа «циклон Б» в гранулах. Воздух, соединяясь с веществом гранул, образовывал ядовитый газ. Открыв коробки, эсэсовцы поспешно поставили их на пол, вышли из помещения, заколотили дверь снаружи и удалились. Через минуту-другую на штубе В началась паника, люди стали задыхаться, но двигаться не могли, будучи почти беспомощными. Только отдельные бедняги смогли добраться до окон и разбить стекло водном из них. Сразу же с ближайшей сторожевой вышки раздалась пулеметная очередь, сразившая тех, кто пытался вылезти из окна, после чего обстрел велся по всему блоку 31…