Возвращаясь к маю 1945 года в Линце, утверждаю, что тому, кто хотел вернуться на родину, — американцы не препятствовали, а тех, кто не хотел, — наши не принуждали, но только в то время и в том месте. В другое время и в другом месте все могло быть иначе. Мне не довелось сталкиваться с военнопленными, пожелавшими остаться на западе — я их просто не встречал и не видел, а возвращались нас тысячи, но, правда, это бывшие узники концлагерей, вчерашние смертники. Если бы кто-то в те дни попытался воспрепятствовать нашему возвращению домой, то мы готовы были на все — вплоть до того, чтобы разорвать на куски, как это было в Гузене.
У американцев хватило ума не удерживать нас в «западном раю». Из того контингента бывших смертников, какой представляли мы, вербовать агентуру для последующей заброски в Россию было занятием бессмысленным.
В упомянутой выше телепередаче «Соотечественники» также говорилось о том, что, согласно конвенции о военнопленных, принятой в Женеве в 1936 году, нельзя насильно принуждать их возвращаться на родину, если они этого не желают. Но якобы имело место секретное соглашение между спецслужбами Англии и СССР об обязательной выдаче всех военнопленных до последнего человека. Про такое мне, естественно, не известно.
Не сталкивались мы и с обратными действиями: в мае 1945 года в Линце нас, бывших военнопленных, бывших узников концлагерей, никто не «отлавливал» и не принуждал к возвращению на родину, а также и не удерживал остаться на Западе. Все происходило на добровольной основе, все стремились домой, и чекистов с «сачками» для отлова нас за рубежом мы, к счастью не видели…
Колонна студебеккеров с ветерком впервые мчала нас на восток, а не на запад, но до Ленинграда — ни много ни мало — 4000 километров! Но на американских машинах наш путь был недолгим: через 30 километров колонна миновала раскинувшийся в лощине городок Энс, пересекла демаркационную линию и остановилась. Мы сошли на землю и по-дружески попрощались с водителями — машины отправились обратно.
Я впервые был у своих — за столько лет! Нам не верилось, что теперь все по-настоящему свободны и находимся не на вражеской территории, не на территории союзных войск, а в советской оккупационной зоне. Это уже не плен, и мы — не военнопленные, хотя наш статус еще не определился. Кем мы станем?
Прибывших высадили в чудесном уголке природы: вокруг — луга и рощи в зелени, все цветет и благоухает. В этом живописном местечке мы провели пару дней в ожидании колонны советских автомашин. Наши явно не справлялись с вывозкой. Неподалеку расположились репатриированные гражданские лица. Многие женщины — с детьми. Всех привезли сюда до нас и продолжали везти и везти со всех уголков Австрии, как и нашего брата.