Потом, обратясь к несчастной женщине, сказал на чистом английском языке:
— Миледи, вот два разбойника, мои друзья, оба из знатных семей, что можно доказать из записей на пергаменте, если хотите. Они после раздела имений сначала промотали свое состояние, потом, находя, что все дурно устроено в обществе, возымели желание засесть на больших дорогах, по которым это общество проезжает, чтобы исправить его несправедливости и пороки. Пять лет уже, к величайшей славе философии и полиции, они свято занимаются исполнением этой обязанности, которая дает им средства блистать в салонах Парижа и которая приведет их, как это и случилось со мной, к какому-нибудь выгодному супружеству. Тогда они перестанут играть роль Карлов Мооров и Жанов Сбогаров. В ожидании женитьбы, так как в замке нет женщин, кроме моей жены, которую я не хочу отдать им, они покорнейше умоляют вас избрать того, кто вам больше нравится, в противном случае они возьмут вас оба. Хорошо ли я выразился по-английски, миледи, и поняли ли вы меня?
— О, если у вас есть жалость в сердце, — воскликнула бедная женщина, — убейте меня! Убейте меня!
— Что она говорит? — бормотал Макс.
— Она отвечает только, что это бесчестно, — сказал Гораций, — и, признаюсь, я вполне согласен с нею.
— В таком случае… — сказали вдруг Генрих и Макс, вставая.
— В таком случае делайте, что хотите, — отвечал граф.
Он сел, налил себе стакан шампанского и выпил.
— О, убейте меня! Убейте меня! — закричала опять женщина, увидев двух молодых людей, готовых подойти к ней.
В эту минуту то, что легко было предвидеть, случилось: Макс и Генрих, разгоряченные вином, смотрели один на другого и, раздражаемые одним желанием, все более ожесточались.
— Итак, ты не хочешь уступить ее мне? — спросил Макс.
— Нет! — отвечал Генрих.
— Ну, так я возьму ее!
— Посмотрим!
— Генрих, Генрих! — сказал Макс, скрежеща зубами. — Клянусь честью, что эта женщина будет принадлежать мне.
— А я клянусь жизнью, что она будет моя, и я дорожу своей жизнью больше, чем ты честью.
Тогда они отступили назад, выхватили охотничьи ножи и стали нападать один на другого.
— Из жалости, из сострадания, во имя неба — убейте меня! — закричала в третий раз связанная женщина.
— Что вы сказали? — воскликнул Гораций, сидя по-прежнему, обращаясь к двум молодым людям тоном начальника.
— Я сказал, — отвечал Макс, нанося удар Генриху, — что я буду иметь эту женщину.
— А я, — возразил Генрих, нападая на противника, — я сказал, что она будет моя и сдержу свое слово.
— Нет! — возразил Гораций. — Вы оба солгали, вы не будете иметь ее.