Жребий благоприятствовал графу два раза кряду: он имел право сначала выбора места, потом первенства. Он тотчас стал против солнца, избрав по доброй воле самое невыгодное положение. Я заметил ему это, но он поклонился, отвечая, что так как жребий назначил ему выбор, то он хочет остаться на своем месте; я занял свое.
Когда секунданты заряжали наши пистолеты, я имел время, чтобы рассмотреть графа, и должен сказать, что он постоянно сохранял холодное и спокойное лицо абсолютного храбреца; он не произнес ни одного слова, не сделал ни одного движения, которые не согласовались бы с приличиями. Вскоре свидетели подошли к нам, подали каждому по пистолету, другие положили у наших ног и отошли. Тогда граф снова предложил мне стрелять первому, я вновь отказался. Мы поклонились, каждый своим секундантам, потом я приготовился к выстрелу, защитив себя насколько возможно и закрыв нижнюю часть лица прикладом пистолета, дуло которого закрывало мою грудь между рукой и плечом. Едва я успел предпринять эти меры предосторожности, как секунданты поклонились нам, и старший из них подал сигнал, воскликнув "Пали!". В то же мгновение я увидел пламя из пистолета графа и почувствовал двойное сотрясение в груди и руке. Пуля повстречала дуло пистолета и, отскочив, ранила меня в плечо. Граф, казалось, удивился, видя, что я не падаю.
— Вы ранены? — спросил он, делая шаг вперед.
— Ничего, — ответил я и взял пистолет в левую руку.
Теперь моя очередь. Граф бросил разряженный пистолет, взял другой и встал на место.
Я прицелился медленно и хладнокровно, потом выстрелил. Сначала я думал, что дал промах, потому что граф стоял неподвижно и даже начал поднимать второй пистолет. Но прежде чем дуло пришло в горизонтальное положение, судорожная дрожь овладела им, он выронил оружие, хотел что-то сказать, но кровь хлынула горлом, и он упал замертво: пуля прострелила ему сердце.
Секунданты сначала подошли к графу, потом ко мне Между ними был хирург, я просил его оказать помощь моему противнику, которого считал только раненым.
— Это бесполезно, — отвечал он, качая головой, — теперь ему не нужна ничья помощь.
— Исполнил ли я все обязанности чести, господа? — спросил я у них.
Они поклонились в знак согласия.
— В таком случае, доктор, я попрошу вас, — сказал я, скидывая одежду, — перевязать чем-нибудь мою царапину, чтобы остановить кровь, потому что я еду сию же минуту.
— Кстати, — спросил меня старший из офицеров, когда хирург закончил свою перевязку, — куда отнести тело вашего друга?
— В улицу Бурбонов N 16-й, — отвечал я, невольно улыбаясь простодушию этого храброго человека, — в дом господина Безеваля.