Прошло, возможно, около двух часов, когда я был разбужен шумом закрывавшейся двери: я ясно слышал, как она проскрипела на ржавых петлях и громко захлопнулась. Я вскочил, как человек, внезапно разбуженный от тяжелого сна, и, принимая необходимые меры предосторожности, спрятался за столб… Я во все глаза смотрел вокруг, но ничего не видел: однако тревога не покидала меня, потому что я был убежден, что мне не приснился этот шум, разбудивший меня, что я действительно слышал его.
Буря утихла, и хотя небо было еще покрыто черными тучами, иногда между ними уже проглядывала луна. В один из таких мгновенных просветов, тотчас же сменяющихся густой темнотой, я взглянул в ту сторону, откуда услышал подозрительный шум, а потом осмотрел все вокруг себя. Я находился, насколько успел заметить, в развалинах старинного аббатства, и, судя по уцелевшим стенам, попал в бывшую часовню. По обе стороны от меня тянулся монастырский коридор с низкими полукруглыми сводами, а прямо напротив в высокой траве беспорядочно валялись разбитые каменные плиты, судя по всему — бывшие надгробия монастырского кладбища, где в давние времена монахи находили вечный покой у подножия креста, все еще стоящего здесь, хотя и без распятия и полуразрушенного.
Вся эта картина сильно подействовала на мое воображение, и, наверное, любой мужественный человек может признаться, что бывают такие минуты и обстоятельства, когда окружающие предметы оказывают огромное впечатление на состояние души. Представь себе мое положение: накануне я попал в страшную бурю, едва спасся от гибели, полузамерзший забрел в незнакомые развалины, крепко заснул, а потом был разбужен странным шумом; к тому же я вдруг вспомнил, что нахожусь в тех самых местах, где последние два месяца свирепствовали неуловимые разбойники, приводящие в ужас всю Нормандию; я был совершенно одинок, безоружен, и, повторяю, в таком тяжелом душевном состоянии, когда вся моя воля и энергия были подавлены предшествующими событиями. И когда рассказы хозяйки, которые она поведала мне у своего камина, пришли мне на память, я не решился снова лечь спать, а притаился за столбом, прислушиваясь к малейшему шуму. Впрочем, мое убеждение, что я был разбужен звуком, произведенным человеком, было столь велико, что мои глаза, осматривая темные коридоры и более освещенное кладбище, постоянно возвращались к двери в нише стены, которая, как мне казалось, и была причиной услышанного мной шума. Раз двадцать я хотел подойти к этой двери, чтобы прислушаться и что-нибудь выяснить. Но нужно было пробежать по освещенному пространству. К тому же я опасался, что еще кто-нибудь мог спрятаться от бури в этом монастыре. Четверть часа прошло, но кругом стояла абсолютная тишина, и я решил воспользоваться первой же минутой, когда луна скроется за облаками, чтобы перейти пятнадцать-двадцать шагов, отделяющих меня от ниши с дверью. Вскоре луна скрылась, и темнота стала такой густой, что я надеялся без особого риска исполнить свое намерение. Итак, покинув свой столб, у которого я стоял неподвижно, как готическая статуя, я стал медленно и осторожно переходить от столба к столбу, удерживая дыхание, на каждом шагу замирая и вслушиваясь; так я достиг стены коридора, прокрался вдоль нее, наконец, добрался до ступеней, которые вели под свод, сделал три шага и коснулся двери.