— Не особо, — отвечаю я и нажимаю на кнопку автомата.
Горячий чай наполняет чашку. Я добавляю немного молока и кусочек сахара, как предпочитает Кэтрин, и подвигаю к ней чайное блюдце по столешнице красного дерева, которая нас разделяет.
Кэтрин снимает шаль и, разглаживая юбки, устраивается на диване напротив меня.
— Принцесс-стрит полностью уничтожена. Ты знаешь, что половина Норт-бридж обвалилась?
Я вздрагиваю. Я надеялась избежать упоминаний о моих разрушениях прошлой ночью, но, полагаю, нужно хотя бы изобразить удивление.
— Как ужасно! — отвечаю я. — Что такого могло произойти?
Она отпивает чай.
— Очевидно, прошлой ночью произошел взрыв, хотя до сих пор неизвестна его причина. Были созваны все Силы города, чтобы расследовать и инспектировать урон.
Я замираю. Я даже не думала, что в результате моих действий может кто-то пострадать.
— Пожалуйста, скажи, что жертв нет!
Я с трудом могу это произнести.
— Слава богу, нет. — Кэтрин подается вперед и берет меня за руку. — Извини, я не хотела тебя тревожить.
Я слабо улыбаюсь.
— Спасибо. Продолжай.
— Больше особо и нечего рассказывать. Все, что между южной частью Принцесс-стрит и Ватерлоо-плейс, огорожено. — Она морщится. — Движение просто ужасное, я едва не вышла из кареты и не отправилась пешком. Я бы добралась быстрее, будь у меня чертов орнитоптер!
Я киваю. Я одна из немногих, кому повезло иметь собственный летательный аппарат. Свой я построила сама, но это изобретение доступно лишь самым богатым семьям Эдинбурга. Только несколько инженеров в стране могут создавать их.
— Подозреваю, твоя матушка была в панике, иначе бы у тебя не получилось выскользнуть из дома без сопровождения.
Кэтрин спокойно кивает.
— Она пыталась воспользоваться этим в качестве предлога, чтобы я пропустила ленч. Естественно.
— Естественно.
— И когда у нее не получилось, она рассказала, что случилось с лордом Хепберном.
Кэтрин смотрит на меня и делает глоток.
Господи! Я совсем забыла о бедном лорде Хепберне. Надеюсь, те ужасные раны зажили без особых осложнений.
— А что с ним?
— Ты не слышала? На беднягу напали во время приема.
Я изображаю шок.
— Напали? Что ты имеешь в виду?
— Кто бы это ни был, он порезал лорду Хепберну грудь, хотя, когда его нашли, на раны были наложены швы. Разве это не странно? Словно нападавший передумал.
Я округляю глаза, чтобы как можно лучше изобразить невинность.
— Подумать только! Он что-нибудь помнит?
Как сумасшедшая женщина дралась с невидимым противником, а затем заштопала раны и оставила его на кровати? Он помнит это?
— Нет, — говорит Кэтрин. — Совсем ничего.