— Там почти не слышно, что происходит в этой части дома, — говорит он. — И я уверен, что нам помогла музыка. Никогда меня так не радовало решение матушки нанять оркестр. — Он смотрит под ноги, где лежит невидимая мне мертвая гончая. — По крайней мере они не смогли услышать его. Я был уверен, что этот проклятый вой разорвет мне барабанные перепонки.
Гэвин внимательно рассматривает мою рану.
Я говорю:
— На самом деле это был не вой — это сила гончей. Просто человеческие уши интерпретируют ее как звук… Ой!
Это он ткнул пальцем в чертову рану.
— Прости. Рана выглядит глубокой.
— Вот и не ройся в ней! — не сдерживаюсь я. — Она просто адски болит. У тебя есть сшивальщики?
— Матушка их не держит.
Я вздыхаю.
— Конечно же, не держит.
— Неужели тебя ничуть не беспокоит то, что случайный фейри атаковал нас и что ты истекаешь кровью в моем кабинете?
— Не беспокоит. Это не первые царапины, которые я заработала, и, уверяю тебя, далеко не самые худшие.
Он моргает.
— Знаешь, я не нахожу это достаточно утешительным.
— Я и не намеревалась тебя утешать.
Я отталкиваю его и нетвердо шагаю к перевернутой кушетке, чтобы присесть.
— Я рассказал тебе свой секрет, — говорит Гэвин. — Но ты свою тайну мне не открыла. Что еще ты скрываешь?
Он подходит и сжимает мою руку в перчатке. Я прикусываю губу, чтобы не закричать, потому что укусы болят невыносимо. Гэвин сует руку в карман брюк и достает носовой платок.
Он смотрит на меня, бинтуя рану.
— Разве это не гнетет тебя? — спрашивает он. — Мне было тяжело.
Мы играем свои роли, притворяясь людьми, которыми были когда-то. Мы оба неким образом сломаны, но разница в том, что я убийца. Во мне живет тьма, которой не обладает он.
— Я не могу сейчас об этом думать, — говорю я. — Если я…
Гэвин резко оборачивается к окну.
— О… — говорит он.
Слабый привкус имбирного хлеба и сладости щекочет мой язык.
— Деррик, — говорю я.
— Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, — произносит Гэвин в пространство и смотрит на меня. — Это твой пикси, ты с ним и общайся.
— Деррик, покажись. Я тебя не вижу.
Деррик появляется в тот самый миг, когда Гэвин говорит:
— Что?
Пикси летит ко мне.
— Я ждал в саду, а потом мне показалось, что я услышал cù sìth, я прилетел сюда проверить и…
Он начинает лопотать на собственном языке, словно совершенно забыл, что нужно говорить на английском. Его крылья почти не видны и движутся с громким жужжанием.
— Повтори последнюю часть по-английски, — говорю я.
— Их там целая армия, — выпаливает он. — И они уже практически здесь.