— Да, где же эта профессорская девка? — спрашивает во весь голос, стоя под дверью и тарабаня в нее ногой, недовольная старшая нашего подъезда и помощница начальника ЖЭК — тетка Роза. — И когда же они все будут дома? И работают и работают там на своих химиях! Лучше бы за своей дочерью приглядывали, да занялись бы ее воспитанием. А то эта заср… все рисует на стенах и рисует…
Эта она, о моих художествах так, а я дома, стою за дверью и слушаю. А что? Я что-то плохое нарисовала?
А, по-моему, ничего получилось. И главное, это я ведь, не для нее нарисовала, а для Михи, а правильно, так это — для ее любимого сыночка — Михаема. Так, кажется, правильно? Михаем, то есть— уешитель для своей мамочки, Розы Самуиловны.… Ну, это он так для нее, а для меня.…
Ведь он, так и лез ко мне целоваться все время и все мне, пока ищет и сжимает мою еще неокрепшую грудь, да шепчет, с такой мне неведомой и возбуждающей нежностью и тайной…
— Кала, Кала… — Да не Кала, а Кало! — поправляю его каждый раз, — а правильно, так Калледия! Да, отстань, Миха, ты совсем совесть потерял! И лезешь, и лезешь.…Ну, что ты мне скажешь в свое оправдание, лгунишка?
— Я, лгунишка? Нет, это ты!
— Как это? А кто мне все обещал, что не будет больше меня трогать, а только дружить? Ну, что ты молчишь? Ну и что ты мне скажешь? Ведь обещал дружить только со мной, а зачем же ты тогда Милку в кино пригласил? Думаешь, я не знаю?
— Ну и зачем?
— А затем, что тебе меня трогать больше не получается, я не даю, потому ты решил с Милкой, которая, между прочим, всем дает себя трогать.…Всем, это понятно? А ты что же, об этом не знал?
Он стоит и на меня беспомощно смотрит, моргая своими такими большими миндалевидными и умными глазами.… И вот тут, я в такие моменты, его просто готова расцеловать, от того, что он мне, как на духу, признается во всем и даже, в интимных подробностях собственных эротических фантазий.
Я слушаю его откровенья о том, что ему хочется все знать и не терпится с нами попробовать.…А у самой, от его признаний, слегка кружиться голова, и спирает дыхание, особенно, когда он беззастенчиво и откровенно мне тихо говорит, склоняя голову и туда, к себе между ног кивая, что у него там, по утрам так и встает …