Знаю, вас тревожит такой настрой. Что ж, это ваша ноша, не так ли? Однако позвольте мне вас заверить: эта ноша – наполовину моих рук дело. Вы, Мэйзер и другие офицеры, которые тренировали и использовали детей – вы сделали то, что сделали, руководствуясь праведной целью, – и это сработало. По отношению ко мне у вас та же ответственность, которую вечно несут командиры в отношении выживших изувеченных солдат. Но солдаты отвечают за жизнь, которую проживают со своими шрамами, и горькая ирония заключается в том, что самый правдивый ответ им: «Не моя вина, что вы выжили. Если бы вас убили, вам не пришлось бы иметь дело со своими ранениями. Это та часть жизни, которая вам возвращена; враг забрал у вас целостность, и ее у вас больше нет. Моей работой было сделать так, чтобы ваши смерти или ранения что-то значили, и мне это удалось».
Именно это я узнал здесь от ветеранов. Они до сих пор помнят погибших товарищей, все еще скучают по той жизни, которую оставили на Земле, по семьям, которых больше никогда не видели, по местам, посетить которые вновь можно лишь в мечтах и воспоминаниях. И все же – они меня не порицают. Они гордятся тем, что́ мы вместе совершили. Почти каждый из них говорил мне в свое время: «Оно того стоило».
Потому что мы победили.
И я говорю вам то же самое. Какой бы ни была моя ноша – она того стоит, потому что мы победили.
Так что я ценю ваше предупреждение насчет той маленькой книжки, которая так хорошо расходится, – о «Королеве улья». В отличие от вас, я не считаю ее чушью; думаю, что этот «Говорящий от имени мертвых» сказал что-то истинное, не важно, основано оно на фактах или нет. Допустим, королевы ульев действительно были настолько прекрасными и благожелательными, какими предстали в воображении этого «Говорящего». Это не отменяет того факта, что их намерения изменились во время войны с нами. Да, они не могли сказать нам, как сожалеют о том, что сделали. Это не обвинение нам, хотя невиновность не освобождает нас от ответственности.
У меня есть подозрение, которое я не могу подтвердить. Отдельные жукеры зависели от королев ульев настолько сильно, что, когда те погибли, с ними погибли солдаты и рабочие, однако я думаю, что это отнюдь не означает, что они были единым организмом или что королевам ульев не приходилось принимать в расчет глубинные нужды, волю отдельных жукеров. А поскольку жукеры по отдельности были крайне глупы, королевы ульев не могли объяснить им нюансы. Разве нельзя представить, что, если бы королевы отказались сражаться в тех первых битвах, проявили себя как отпетые пацифисты, инстинкт самосохранения отдельных жукеров не проявил бы себя с такой силой, что пересилил бы власть хозяек? Нам все равно пришлось бы сражаться, только жукеры бились бы несогласованно и бездумно. И это, в свою очередь, могло вызвать повсеместное восстание против их королев. Даже диктатору приходится уважать волю своих пешек, потому что без их послушания у него нет власти. Вот что я думаю насчет «Королевы улья», раз уж вы меня спросили. И насчет всего остального, поскольку вам нужно слышать мои мысли так же, как мне необходимо их озвучивать. Во время войны вы были моей королевой улья, а я был вашим жукером. Дважды я хотел восстать против вашей власти; оба раза вмешивался Боб, который вновь надевал на меня хомут. Но все, что я делал, – я делал по своей воле, как подобает хорошему солдату, слуге или рабу. Задача тирана не в том, чтобы принуждать, но в том, чтобы убеждать даже тех, кто этого не хочет, что сотрудничество больше отвечает их интересам, чем сопротивление.