В своей каюте Валентина писала историю колонии Ганг и в перерывах нянчилась с Эндером, который потихоньку выздоравливал.
– Я прочла то твое идиотское письмо, – сказала она однажды.
– Которое? Я их столько написал…
– То самое, которое должна была увидеть, если ты погибнешь.
– Я не виноват, что доктор применил общую анестезию, только чтобы поправить нос и вытащить лишние кусочки костей.
– Полагаю, ты хочешь, чтобы я забыла о том, что прочла.
– Почему нет? Я же забыл.
– Не забыл, – сказала Валентина. – Ведь во всех этих перелетах ты не просто скрываешься от своей дурной славы, да?
– Еще я наслаждаюсь компанией сестры, профессиональной вынюхивательницы секретов.
– Тот ящик… Ты ищешь место, где можно его открыть.
– Вэл, – сказал Эндер. – Я не спрашиваю тебя о твоих планах.
– Тебе и не нужно. Мой план – следовать за тобой, пока мне это не наскучит настолько, что я больше не смогу это выносить.
– Что бы ты себе ни вообразила, ты ошибаешься, – сказал Эндер.
– Ну… пока ты все так понятно объясняешь.
Он добавил немного позже:
– Вэл, знаешь что? Я там в какой-то миг подумал, что он правда собирается меня убить.
– Ох ты ж мой бедненький! Тебя, должно быть, чуть не убило понимание, что ты ошибся в расчетах?
– Я думал, что, если до этого дойдет, если я правда пойму, что вот-вот умру, я почувствую облегчение. Ничто из этого больше не будет моей проблемой. Разбираться со всем этим придется кому-то другому.
– Да, мне. И я так тебе благодарна за это!
– Но когда он подошел, чтобы меня прикончить… Я знал, что он намерен ударить меня в голову пару раз, а там и так уже туман клубился… Ну и, когда он подошел, я вообще не чувствовал облегчения. Я хотел встать. И встал бы, если бы мог.
– И убежал бы прочь, если бы у тебя была хоть капля разума в голове.
– Нет, Вэл, – печально ответил Эндер. – Я хотел встать, чтобы убить его. Я не хотел умирать. И не важно, что я считал это заслуженным и думал, будто это принесет мне покой или хотя бы забвение. Тогда я вообще об этом не думал. Только одно: жить! Жить, чего бы это ни стоило. Даже если ради этого придется убить.
– Ух ты, – сказала Валентина. – Ты только что открыл для себя инстинкт самосохранения. Нормальные люди узнают об этом намного раньше.
– Есть люди, у которых нет этого инстинкта, у них он другой. Мы награждаем их медалями за то, что они закрывают своим телом гранаты или вбегают в горящие дома, чтобы спасти ребенка. Награждаем посмертно, я имею в виду. И почитаем память о них всеми возможными способами.
– В них тоже есть этот инстинкт. Просто есть что-то такое, что оказывается важнее.