Спустя один час тридцать пять минут я выйду в эфир, и все окончательно испарится: страх, тревога, напряжение последних дней. Главное – испарится он. Сотрется, заблокируется в памяти, как блокируются надоедливые комментаторы в фейсбуке.
Потом мне придется съездить к издателям и под каким-то предлогом изъять рукопись, если он успел ее передать. Соврать, что был в невменяемом состоянии, когда писал эту галиматью. Сказать, как мне стыдно, и все такое. Потом заехать домой.
Первым делом проветрить квартиру, заказать тотальную уборку дня этак на два, чтобы уничтожить следы его пребывания. Смыть его запахи, его отражения в зеркалах.
Вернуться в квартиру дня через три. Втянуть ноздрями смесь запахов свежевымытого пола, средств для полировки кожи и мытья стекол. Сесть у окна, закурить.
А потом заставить себя поверить, что теперь все будет по-другому. Эта история станет новой книгой, а я – новым человеком. Человеком, который расплачивается. Книгами, временем, проведенным с теми, кому его задолжал. Воплощениями простых желаний, эмоциями, которые валялись в пыльном шкафу, вроде вещей, которых не надевал долгие годы.
Снова звонит его телефон.
Я смотрю на себя в зеркало заднего вида, и в этот момент понимаю, какая деталь рушит всю нашу с ним идентичность. Его глаза.
Они же будто вырезаны из портрета другого человека и приклеены к моему лицу. Ничего не выражающие глаза хищной рыбы. Единственное, что ему не удалось изменить. Мелкий скол, от которого разбегается паутина трещин, разбивая картину на куски. На тысячу микроскопических брызг. Неужели этого никто не заметил?
Час назад или около того он так же смотрелся в это зеркало. Поправлял прическу или проверял, симметрично ли подбрита борода. Это зеркало еще помнит его. Чем дольше я смотрю на себя, тем сильнее нарастает мистический страх. Ощущение того, что там, в отражении, все еще его, а не мои глаза.
Глаза, которые никогда не забудут света софитов, камеры, восторженные взгляды читателей, часовые автограф-сессии.
Он будет жить этими воспоминаниями. Все эти годы, сколько ему дадут. Они станут его топливом. Углем, который он ежедневно станет закидывать в топку своей больной, вывернутой психики.
Его глаза никогда не отпустят меня. Он вернется. Это лишь вопрос времени. Но пока, сегодня, возвращаюсь я. Стираю его к чертовой матери, обнуляю счетчик, возвращаюсь во времени. Превращаю его в отражение.
Я практически не волнуюсь. В душе больше нет страха, осталась лишь злоба. Мстительная злоба человека, который закрывает счета. Тот, кто сказал, что «месть – блюдо, которое подают холодным», видимо, страдал гастритом. Основное блюдо не бывает холодным. Спросите об этом любого повара.