Когда они проходили мимо церкви, Марина предложила зайти внутрь. И Сергей, как маленький за ручку, не колеблясь вошел следом. Там они покупали свечи, обходили иконы, немного постояли молча, поклонились и вышли. И снова, то, как она красиво повязала платок, вынутый из сумочки, аккуратно крестилась, как ставила свечи, как доверчиво целовала иконы, как плавно с достоинством кланялась, выходя из церкви — все это, слой за слоем, открывало новые глубины ее личности.
На многолюдной улице его неожиданно двинули плечом, и он очнулся от транса, в котором находился все это время. Со стороны взглянул на происходящее и уже был готов хорошенько тряхнуть ее за плечи и устроить допрос… Марина повернулась к нему и, осветив сиянием улыбки, полушепотом спросила:
— Прости, Сережа, я тебя случайно не напугала?
— Да нет, ну что ты!.. — возмутился он. Еще чего, чтобы девчонка его напугала. В конце концов, он русский человек и в церковь зайти, свечку поставить — это он и сам может сделать, подумаешь… — А ты часто сюда заходишь?
— Я не просто захожу. Церковь для меня с детства самое родное место. Здесь я решаю все свои проблемы, здесь сил набираюсь, здесь… хорошо.
Они дошли до старого дома и у подъезда расстались. Словно во сне возвращался он домой. Словно в полусне листал один за другим свои поэтические блокноты, пока не разыскал стихи о монахах.
Гремят органные бахи,
Руки простерты в небо.
Стоят на коленях монахи,
Постятся и алчут хлеба.
Черные сальные космы
Гложут худые плечи,
Жадные взоры росные
Ищут с иконой встречи.
За стенами — солнце потоком!
Птицы поют свободу!
…А здесь — восковые потеки,
И темное время года.
Счастье у них — богомольное,
Молитвы у них — настырные,
Желанья все — застольные,
Горечь в глазах — полынная.
Стоят земные ангелы,
Четки в руках вместо счастья,
Себе для себя покоряются,
Душой вознесшись к архангелам.
Блаженно сложены руки,
В застенках, не видя весны,
Себе придумали муки
Люди-вздохи, люди-сны.
Совсем недавно он считал, что в этом стихотворении ему удалось раскрыть великую правду о противостоянии жизни и смерти. Вся его молодая натура отвергала смерть и требовала, требовала жизни, весны, ликования. Какие там заунывные молитвы, какие «Господи, помилуй», когда жизнь так прекрасна, весна так бурна и рассветна, небо высоко и лазурно. Как может принять он этот предсмертный монашеский плач, отгораживающий человека от прекрасных проявлений бурной жизни. Вот это мое, слушайте, слушайте все:
В твоих глазах — бездонность неба,
В губах твоих — зари восход,
В твоем приходе — святость хлеба
И то, что схлынет — не уйдет.