Твои подарки — свежесть утра,
И что рождается во снах,
Тем, что вовеки будет мудро,
Ты одаряешь нас, весна.
Навстречу лету, птицы пенью,
Ты раздираешь стужи тьму.
Душистым свежим опьяненьем,
Тобой, весна, весь год живу!
Правда, надо быть справедливым, и в его настроении появлялась печаль по уходящему безвозвратно времени. Особенно это случалось осенью. Вот, например, сентябрьское:
Может быть, последний раз вдыхаю
Запах прели, влаги, желтизны,
Потому с грустцой я провожаю
Прелесть жизни до конца весны.
Стало тихо в рощах и долинах,
Как бывало летом пред грозой.
Наигравшись золотом в рябинах,
Осень спит, взгрустнув своей тоской.
А по небу, жалобно вздыхая,
Клином разрезая облака,
Журавли над полем пролетают,
С родиной прощаясь свысока.
Только гнал от себя, гнал вином, танцами, романами, безудержным весельем эту осеннюю печаль, в которой, может быть, и рос он, как личность, как человек. Гнал…
И вот сейчас Сергей впервые засомневался в своей правоте насчет монахов, насчет веры… Во-первых, как можно писать о том, чего не знаешь? Он что, хоть раз сумел пообщаться с монахами? А ведь это было бы, наверное, ох, как интересно. Что их заставляет порвать с нормальной жизнью и удалиться в мрачные пещеры монастырей. Хотя почему мрачные? Они такие белые! И соборы, церкви — златоглавы и величественны! Разве не приходилось каждому русскому человеку хоть раз искренне любоваться этими духовными памятниками, разве на душе не вскипала гордость за предков, эти красоты построивших? Не магазины, там, бани и дворцы спорта — а вот эти огромные, бело-золотые символы стремления русского человека в небо.
Быть может, сегодняшнее прикосновение к столь гармоничной безыскусной простоте вызвало в нем резкое неприятие дисгармонии в нем самом, в его стихотворчестве, наконец?
На следующий день они сдавали экзамен. Чудаковатый профессор снова удивил тем, что разрешил откровенно списывать. Объяснил тем, что «высшее образование — это то, что остается после того, как все забывается». Поэтому знать предмет наизусть необязательно, главное — это с легкостью найти нужные сведения в первоисточнике.
После экзамена они снова шли вместе. Снова разговорились, и окружающее перестало для него существовать. Марина занятно и непривычно рассказывала, часто вставляя «по-моему», «мне так кажется». Он редко слышал такие слова. Он их совсем не слышал.
А самое главное — этот мягкий, прямо-таки обволакивающий голос. От его бархатных интонаций где-то в затылке возникало щекочущее тепло, которое растекалось по позвоночнику, по груди, отдаваясь пульсирующей болью в солнечное сплетение. По спине, шее, рукам бегали колкие мурашки.