Согласно общепринятой народовольческой тактике Желябов охотно давал объяснения общего характера,
Верна ли была такая тактика?
Само собой понятно, что народовольцы имели в виду, как можно шире распространить истинные сведения о "Народной Воле". Вместе с тем они хотели доказать свою правдивость и свое мужество. Часто их показания достигали своей цели, но случалось нередко и то, что жандармам и прокуратуре удавалось выудить нужные сведения. В обоих записках о событиях 1 марта, Победоносцев, между прочим, обронил такую фразу: "Одной из руководящих нитей делу розыска послужили беседы с Желябовым и Рысаковым, в особенности с последним". Ставить рядом имена Желябова и Рысакова конечно, не приходится; однако кое в чем показания А. Ив. могли быть властям тоже полезны. Иногда они невзначай подтверждали показания Рысакова, давали жандармам большую уверенность в некоторых предположениях. То же самое надо сказать и о следственных показаниях Кибальчича. И не случайно, в своем предсмертном завещании Александр Михайлов, настаивал отказываться от всяких объяснений на дознаниях. Совет Михайлова бы впоследствии учтен революционерами позднейших поколений.
Разгром "Народной Воли" продолжается. 4 марта по оговорам Рысакова взяты члены боевого наблюдательного отряда, следившего за выездами царя: Тырков, Тычинин, Оловенникова. 7 марта взят член редакции "Народной Воли" Иванчин-Писарев.
7 марта взяты Кибальчич и Фроленко.
18 марта взят Арончик.
Окладский и Рысаков действуют в меру своих сил.
Распад личности Рысакова самый глубокий. Иногда его показания напоминают бред. Он сам признается, что не может сосредоточиться на какой-нибудь мысли; мелькают отдельные, не связанные друг с другом образы; 1 марта представляется "неясным, шумящим, одним словом, хаосом", в котором трудно разобраться.
Вспомним заявление фон Пфейля, что свидетели покушения производили впечатление помешанных. Тырков, предъявленный Рысакову, говорит:
— Я увидел весь ужас его состояния. Лицо все было покрыто синебагровыми пятнами, в глазах отражалась страшная тоска по жизни, которая от него убегает. Мне показалось, что он уже чувствует веревку на шее.
Рысаков даже уверяет, будто он принял участие и цареубийстве, дабы… лучше бороться с террором.
По явному наущению жандармов и прокуратуры Рысаков заявляет: Желябов околдовал его своими речами. Он, Рысаков, не мог противиться его логике; речи Желябова были неотразимы.
— Не будь Желябова, я бы далек был от мысли принять участие не только в террористических актах, но и в последнем покушении. Во всем повинен Желябов.