– Ну, хорошо. Я покрашу без белил. А как вам не пондравится, тогда что?
– Не бойтесь, понравится.
Он тоскливо поднял брови и вдруг, взглянув мне прямо на дно души, сказал едко:
– Сурику вам хочется, вот чего!
– Что? Чего? – испугалась я.
– Сурику! Я еще вчерась понял. Только сурику вы никак не можете.
– Почему? Что? Почему же я не могу сурику?
– Не можете вы. Тут бакан нужен.
– Так берите бакан.
– А мне за бакан от хозяина буча будет. Бакан восемь гривен фунт.
– Вот вам восемь гривен, только купите краску в цвет.
Он вздохнул, взял деньги и ушел.
Вернулся он только в половине шестого, чтобы сообщить мне, что теперь он «должен шабашить», и ушел.
«Последний нонешний дене-очек» разбудил меня утром.
Маляр мазал дверь тусклой светло-коричневой краской и посмотрел на меня с упреком.
– Это что же… грунт? – с робкой надеждой спросила я.
– Нет-с, барыня, это уж не грунт. Это та самая краска, которую вы хотели!
– Так отчего же она такая белая?
– Белая-то? А белая она известно отчего – от белил.
– Да зачем же вы опять белил намешали?
Красили бы без белил.
– Без бели-ил? – печально удивился он. – Нет, барыня, без белил мы не можем.
– Да почему же?
– А как вам не пондравится, тогда что?
– Послушайте, – сказала я, стараясь быть спокойной. – Ведь я вас что просила? Я просила выкрасить двери красной краской. А вы что делаете? Вы красите их светло-коричневой. Поняли?
– Как не понять. Очень даже понимаю. Слава Богу, не первый год малярией занимаюсь! Краска эта самая настоящая, которую вы хотели. Только как вам нужно шесть дверей, так я на шесть дверей белил и намешал.
– Голубчик! Да ведь она коричневая. А мне нужно красную, вот такую, как обои. Поняли?
– Я все понял. Я давно понял. Сурику вам хочется, вот что!
– Ну, так и давайте сурику.
Он потупился и замолчал.
– В чем же дело? Я не понимаю. Если он дорого стоит, я приплачу.
– Нет, какое там дорого. Гривенник фунт. Уж коли это вам дорого, так уж я и не знаю.
Он выразил всем лицом, не исключая и бородавки, презрение к моей жадности. Но я не дала ему долго торжествовать
– Вот вам деньги. Купите сурику.
Он вздохнул, взял деньги.
– Только сурик надо будет завтра начинать. Потому теперь скоро обед, а там, то да се, и шесть часов. А в шесть часов я должон шабашить.
– Ну, Бог с вами. Приходите завтра.
Последний нонешний дене-очек…
Он мазал дверь тускло-желтой мазью и торжествовал.
– Я же говорил, что не пондравится.
– Отчего же она такая светлая? – спросила я, и смутная догадка сжала мое сердце.
– Светлая?
Он удивлялся моей бестолковости.
– Светлая? Да от белил же!
Я села прямо на ведро с краской и долго молчала. Молчал и он.