— То есть никто эту девушку так и не видел и ничего не может о ней сказать? — огорченно спросила я.
— Думаю, да, — ответила Хельга. — Во всяком случае, за себя я ручаюсь.
— А Вероника? Она не может знать?
— Вероника? Понятия не имею. Мы с ней ни разу не говорили на эту тему. Думаю, тебе лучше спросить у нее самой.
— Да вот что-то долго ее нет, — вздохнула я, с тоской взирая на бутылку мартини, из которой Хельга — трезвенница несчастная! — давно ничего не наливала.
Хельга перехватила мой взгляд и тут же сказала:
— Ты, если хочешь, наливай сама, не стесняйся. Я просто сегодня уже пила утром, мне больше не хочется. А ты пей, пей, давай, я тебе подолью.
На этот раз она наполнила мой бокал до краев, за что я была очень ей благодарна.
— Нет, ты только не подумай, что я пью! — спохватившись, когда выпила все, сказала я. — Просто мы вчера с Полиной такой стресс пережили! Да и сегодня тоже. Сама понимаешь, работа такая… Вернее, мы ее сами себе нашли. Господи! — Я хлопнула себя ладонью по щеке и затянула полюбившуюся мне в последнее время песню:
— Гробишься, гробишься… Что за жизнь паршивая!
Хельга подсела ко мне и попыталась успокоить, поглаживая по плечу мягкой сильной рукой.
Через некоторое время я ощутила, что в голове моей что-то назойливо шумит. И вообще, не хотелось ни о чем думать. И снова расхотелось вести расследование. А хотелось лечь и… Нет, не сдохнуть, а просто уснуть.
Хельга, увидев, что я просто клюю носом, склонилась ко мне и сказала:
— Э, подруга, да ты что-то совсем… Пойдем-ка я тебя уложу.
— Не надо, не надо, — слабо сопротивлялась я, чувствуя, как Хельга укладывает меня на диван и накрывает тонким одеялом. — Я сейчас поеду домой…
Больше я ничего не смогла произнести — меня сморил сон.
Когда я проснулась, в комнате было сумрачно. Я перепугалась, что проспала до ночи в чужой квартире, и быстро вскочила.
Господи! Неужели я провалялась здесь столько времени? Ведь когда я приехала сюда, был еще день! А Полина? Она же велела мне сидеть дома? Что, если она звонила, и теперь сбилась с ног, чтобы найти меня? А мне даже нечего будет предъявить в свое оправдание: я совсем ничего не сделала…
Ой, мамочки, она же меня убьет! Убьет, растерзает, в порошок сотрет!
Нужно срочно что-то делать, срочно!
— Хельга! — позвала я, — Хельга!
— Проснулась? — В дверях появилось улыбающееся лицо Хельги.
— Хельга, сколько времени? — вскричала я, кидаясь к ней и вцепляясь в ее руку.
— Половина пятого, а что?
— Пятого? А почему так темно? Или это уже половина пятого утра? — От этой мысли мне стало совсем нехорошо.