Очередь двигалась медленно, особенно, когда попадалось длинное стихотворение, но покупатели не роптали. Выступившие смешивались с толпой и сами становились слушателями.
Никто больше не пытался и получить огурцы за деньги, лишь какой-то дядька испитого вида то и дело вклинивался в очередь, невнятно произносил что-то и отходил прочь. Было видно, что у него нет ни стихов, ни денег, но огурцов ему хочется.
Спортивного вида парень прочёл по-французски апполинеровский «Мост Мирабо», а потом повторил его в переводе Кудинова. Вытряхнул из пластикового мешка несколько тетрадок, зажал их под мышкой, переложил огурчики в мешок и быстро ушёл, смущаясь чего-то.
Бойкая школьница вдохновенно проскандировала Асадова и получила в награду десяток кривобоких пупырчатых уродцев.
Следующей была моя очередь, но тут вновь появился испитой гражданин. На этот раз он решился.
– Я тоже знаю! – гаркнул он:
Спасибо партии родной,
Что нету водки в выходной.
Но ты не плачь, моя Маруся:
Одеколону, но напьюся!
– Рассолу могу налить, – предложил продавец.
Дядька возмущённо крякнул и ретировался. Взгляды повернулись ко мне. Я вздохнул и произнёс:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
– Хорошо… – неуверенно сказал продавец.
– Но мало, – подсказал я.
– Да нет, дело не в количестве строк…
Мне стало жаль паренька, и я сказал:
– Дайте один огурчик, но такой, чтобы был достоин этих строк.
Я шёл по рынку, хрустел свежепросольным чудом и думал, что старик Хайям не обиделся бы на меня за такой обмен. Уж он-то прекрасно понимал, что людям равно нужны и стихи, и огурцы. Да и другие поэты, наверное, тоже не в претензии. Ведь их помнят, учат наизусть…
У входа в рынок я заметил даму в цветастом платье. Двумя холёными пальчиками она держала купленную в газетном киоске поэтическую однодневку. В глазах дамы застыло отчаяние.