— Да, — сказал имам, — сейчас это игра, но скоро, мои молодые бесстрашные борцы за веру, все будет по-настоящему, как и кровь, которую вы прольете, в том числе, в мученичестве, и свою собственную, чтобы открыть перед собой врата в рай и заслужить любовь Аллаха.
— Аллах акбар! — крикнул кто-то, и остальные подхватили этот крик, так, что он усилился до тревожных пределов, поэтому Эндрю пришлось толкнуть локтем возбужденного имама, чтобы тот опомнился и приказал всем умолкнуть.
Ребята достали по одному плоскому оранжевому «банану» из подсумков на груди и умело вставили их в приемные отверстия, практически в идеальном синхронизме, как на учениях, и звуки двенадцати щелчков слились воедино. Для чьего-то слуха это показалось блаженной мелодией.
Наконец каждый из парней получил по просторной верхней одежде, дешевой шинели из синего габардина, когда-то давно сшитой для призывников чехословацкой армии, а теперь они оптом были закуплены Эндрю в магазине армейского снаряжения. Шинели были достаточно просторными, чтобы поглотить парней вместе с автоматами, плотно прижатыми к груди или вытянутыми вдоль бока, рука на пистолетной рукоятке. Ничто в их внешнем виде не выдавало смертоносную суть: молодые сомалийцы, все по-своему привлекательные, чем справедливо они гордятся, с высокими точеными скулами, шоколадной кожей, замечательной шевелюрой курчавых волос и яркими живыми глазами, все в одежде, неотличимой от одежды их сверстников, сомалийцев и кого бы то ни было еще, разбросанных по всему миру.
— Когда братья Каафи окажутся на свободе, — заключил имам, — настанет время убивать. Никто вам не помешает, поскольку все неверные — трусы. Они могут только сбрасывать бомбы и пускать ракеты, оставаясь вдалеке. У них нет мужества вступить в схватку лицом к лицу. Они не выносят вида крови, их пугают раны, которые может нанести пуля. Но вы, мои молодые львы, закаленные в боях. Изувеченная плоть неверных, реки пролитой вами крови, свернувшейся на полу, станут вашим подношением истинной вере, откроют вам дорогу к вечной славе. Вы отомстите за Усаму!
«Кто такой Усама?» — подумал Асад.
От 19 часов 55 минут
до 20 часов 01 минуты
— Из комплекса никаких известий? — спросил полковник Обоба, купаясь в отсветах телевизионного монитора, который рассеивал темноту штабного автобуса, снова и снова показывая кадры того, как братья Каафи поднимаются по трапу, как за ними закрываются двери, как самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу.
— Все тихо, сэр.
— Замечательно, — удовлетворенно произнес полковник.