Ингрэм помолчал.
— Это навредит мне? — простодушно спросил Чак.
Настал мрачный момент, когда нужно было вынести приговор; Ингрэм ответил медленно:
— У вас в прошлом убийство, воровство и мошенничество. И, возможно, еще что-нибудь подобное.
— Что ж, — сказал Чак, — видимо, двери для меня закрыты?
— Не знаю, — сказал Ингрэм. — Это прежде всего зависит от вашего раскаяния.
— Раскаяния? — переспросил его собеседник. — Ну, я не могу сказать, что сожалею о том, как жил. Я никогда не выстрелил человеку в спину и никогда не обжуливал в карты пьяного или дурака. Я пытался обыграть шулеров, но шулеры всегда обыгрывали меня.
— Это все? — спросил Ингрэм.
— Почти все. Кроме одного — я хотел бы оказаться в команде нормальных парней на той стороне. Я всегда презирал хвастунов, головорезов и подлецов, которыми, должно быть, ад битком набит, Ингрэм. Но ты считаешь, что шансы у меня ничтожно малы, а?
В его голосе явно слышалась борьба между тоской и храбростью.
— Никто из людей не может быть вам судьей, — сказал молодой священник. — Если вы верите в милость Божью и сосредоточите на этой вере все свои помыслы, вы можете обрести спасение, Чак. Я буду молиться за вас.
— Помолись, старина, — кивнул Чак. — Пара молитв не причинят мне вреда, зато могут сделать много хорошего. И… послушайте… эй, парни!
— Ну? — спросил кто-то, подходя ближе.
— Я хочу, чтобы Ингрэм взял мои пистолеты. Это все, что я могу оставить после себя.
— Разве у вас нет каких-нибудь поручений, которые я мог бы выполнить? — спросил Ингрэм.
— Не хочу думать о людях, которые остаются после меня, — сказал вор. — У меня есть девушка в… а, не важно. Лучше пусть она никогда не услышит обо мне, чем начнет горевать и оплакивать. Пусть думает, что я сбежал и забыл к ней вернуться. Пока, Ингрэм!
— Джентльмены, — сказал Ингрэм, поворачиваясь к толпе, — я возражаю против незаконного…
— Кончайте с ним быстрее, — сказал кто-то, и внезапно три пары сильных рук подняли Чака в воздух.
Ингрэм услышал за спиной скрип, как от сильного трения, и, бросив взгляд назад, увидел, как под деревом что-то раскачивается и корчится в золотистом свете восходящей луны.