— Да, прямо перед тем, как сделать мне предложение! — сказала Астрид.
— О!
— Он сказал, чтобы я как следует все обдумала. Потому что он собирается попросить меня выйти за него замуж. Он знал, что раньше я была помолвлена с другими мальчиками. Он сказал, что он не мальчик, а мужчина. И не намерен разлюблять девушку, на которой собирается жениться. Либо он получит все, либо ничего. И он сказал, что если я когда-нибудь надумаю уйти от него, он остановит меня, всадив пулю в джентльмена, к которому я уйду. Понимаешь, Реджи? Не приближайся к нему, потому что он ужасно метко стреляет!
Ингрэм ничего не пообещал. Он молча смотрел, как Астрид идет по улице, и слышал, как она весело прощебетала что-то проходившему мимо знакомому.
А потом священник погрузился в мрачные раздумья. Тот разговор со стариком Васа чрезвычайно ошеломил его; но эта развязка, последовавшая так внезапно и неожиданно, казалась ему уж совсем непостижимой. Все произошло в одно мгновение. Он не был готов к такому повороту событий. Слова слетели с его губ сами собой. И теперь Ингрэм оказался в руках маленькой светловолосой девушки пустыни, дочери грубого кузнеца и простой домохозяйки.
С замирающим сердцем вспоминал он людей, среди которых вращался в прежние времена. Но при мысли об Астрид мужество вернулось к нему. Было в ней что-то правильное. Она была настоящей, как звон колокола, сделанного из чистейшей колокольной бронзы.
Что касается Рыжего Моффета, Ингрэм не стал всерьез задумываться об этом джентльмене. Он вернулся в свой маленький кабинет позади церкви и просидел там час, подводя итоги и разбирая бумаги; и лишь благодаря огромным усилиям ему удалось выбросить из головы все заботы кроме тех, которые относились к церкви.
Бокс учит человека сосредотачиваться в критический момент; то же самое делает футбол. Ощущая искреннюю благодарность к этим двум видам спорта, священник работал в своей уединенной каморке, и только призрачный образ Астрид маячил где-то на задворках его сознания.
Было очень жарко. Но юноша испытывал угрызения совести каждый раз, когда снимал пиджак, находясь в священном здании. По правде говоря, во многих вопросах мистер Ингрэм был безнадежно ортодоксален. Он упрямо продолжал носить на себе броню устаревших ритуалов. Однако одежды, в которые облачена идея, частенько являются ее неотъемлемой частью; уберите манеры человека, и вы уберете самого человека; и очень немногие люди вспоминают о молитве прежде, чем встанут на колени. Движение порождает слово, слово порождает идею, а идея в итоге снова ведет к действию. Так что молодой священник, жестко державший себя в руках в своем кабинете, вряд ли догадался бы, что не он пользуется нормами и правилами, а нормы и правила пользуются им.