– Некоторые женщины могут запросто выбраться из мужских наручников, – сказал ей Джералд. – Но у тебя кость широкая… и к тому же я уже не мог ждать. Ну-ка, давай посмотрим…
Он взял ее правую руку и принялся сдвигать замок по зарубкам, поначалу – быстро и порывисто, но потом – осторожнее. При этом он постоянно спрашивал, не слишком ли туго их затягивает и не больно ли Джесси. Ей совсем не было больно, даже на самой последней зарубке, но когда Джералд попросил ее освободиться, она не смогла вытащить руку из браслета. Запястье вполне проходило – хотя Джералд потом говорил, что оно не должно было скользить внутри браслета, – но когда дело дошло до костяшек сбоку ладоней под большими пальцами, Джералд сразу же успокоился.
– Да, похоже, как раз то, что нужно, – сказал он очень довольный. Джесси это запомнила очень хорошо. А то, что он сказал потом, она запомнила еще лучше: – Мы замечательно позабавимся с этими штуками.
Воспоминания о том дне были очень живыми и яркими. Джесси опять надавила на наручники, подобрав большие пальцы к ладоням – ей надо было как-нибудь стиснуть руки, чтобы выдернуть их из браслетов. На этот раз боль пришла раньше, только пронзила она не кисти, а перенапряженные мышцы плеч и предплечий. Джесси крепко зажмурилась, пытаясь не обращать внимания на боль, и потянула еще сильнее.
А через пару секунд боль дошла и до кистей. Напряжение достигло предела, браслеты наручников врезались в мягкую ткань на тыльной стороне ладоней, и боль стала просто невыносимой. Это связки, подумала Джесси, кривясь от боли. Связки, проклятые связки, мать их растак … ну давай же, давай…
Ничего. Дальше – никак. И у Джесси возникло одно подозрение – очень сильное подозрение, – что здесь дело не только в связках. Там были еще и кости – маленькие боковые косточки под нижними суставами больших пальцев, такие мелкие косточки, из-за которых она могла умереть.
Последний рывок. Последний крик разочарования и боли. И только потом Джесси позволила себе расслабиться. Руки снова безвольно повисли в стальных браслетах. Предплечья и плечи дрожали от напряжения. Столько надежд и усилий, чтобы выбраться из наручников… потому что выбраться из мужских наручников в принципе можно. Разочарование было почти что сильнее физической боли; оно обжигало, как отравленная крапива.
– Мать твою! – выкрикнула Джесси в пустоту. – Мать твою, мать твою, мать твою!
Где-то на озере – сегодня значительно дальше, если судить по звуку, – опять завизжала пила, и Джесси разозлилась еще сильнее. В довершение ко всему еще и вчерашний парень. Наверняка же какой-нибудь раздолбай в клетчатой фланелевой рубашке, редкостный идиот… жужжит там своей пилой и мечтает о том, как вечером после работы завалится в койку со своей цыпочкой… или, может быть, он мечтает о том, как бы сходить на футбол или попросту пропустить два стаканчика виски со льдом в местном баре. Этот кретин в черно-красной клетчатой рубашке представился Джесси так же ясно и живо, как раньше – девочка, закованная в колодки, и если бы можно было убить просто мыслью, то он бы сейчас уже не дышал.