.
Не сказать, чтобы все вышло удачно. Левая рука, все еще прикованная к столбику кровати, неуклюже торчала в сторону и вверх, а правая, неловко прижатая к груди, оказалась зажатой между Джессиным телом и боковиной кровати. Джесси чувствовала, как теплая кровь толчками льется из раны и стекает по груди.
Она приподняла голову и попробовала повернуть ее вбок. Ей пришлось подождать в этой болезненной и неудобной позиции, пока не пройдет новая судорога, которая парализующей болью пронзила спину от шеи до ягодиц. Простыня, к которой Джесси прижималась грудью и искалеченной правой рукой, уже пропиталась кровью.
Мне нужно встать, – сказала она себе. – Прямо сейчас, иначе я тут умру от потери крови.
Судорога в спине отпустила. Джесси подобрала под себя ноги и попыталась подняться. Она боялась, что ноги ее не послушаются, но нет – они были совсем не такими слабыми и онемевшими, как она опасалась. На самом деле они были вполне даже дееспособны. Джесси осторожно выпрямилась. Наручник на левой руке скользнул вверх по столбику кровати и остановился, наткнувшись на следующую деревянную перекладину. Джесси было трудно поверить, что она действительно встала, а ведь в какой-то момент она уже начала отчаиваться. Но у нее все-таки получилось: она снова стоит на ногах, рядом с кроватью, которая была ее тюрьмой… и едва не стала могилой.
Нахлынуло чувство щемящей, пронзительной благодарности, но Джесси решительно подавила его в себе, как раньше она подавила панику. Время для благодарности будет потом, а сейчас у нее есть другое, более важное дело. Она все еще прикована к кровати, и ей надо как можно скорее освободиться. Потому что времени у нее мало. Пока что ее не мутит, голова не кружится, предобморочной слабости нет, но это еще ничего не значит. Если она потеряет сознание, то скорее всего это будет внезапно и резко. Она просто вырубится, и все.
Но все равно, разве это не здорово: просто встать на ноги – просто встать и больше ничего?! Даже выразить невозможно, как это здорово!
– Нет, – прохрипела Джесси. – Сейчас не время об этом думать.
Крепко прижав искромсанное запястье к левой груди, чтобы хотя бы слегка остановить кровь, она развернулась впол-оборота и прижалась к стене ягодицами. Теперь Джесси стояла с левой стороны кровати в позе солдата, расслабившегося по команде «вольно». Она сделала глубокий вдох, заставляя себя оторвать правую руку от груди. Ждать больше нельзя. Пора делать дело.
Рука поднялась медленно и неохотно, как рука старенькой заводной игрушки, за которой никто не следит. Изрезанная ладонь легла на полочку в изголовье кровати. Безымянный палец и мизинец по-прежнему не слушались, но Джесси удалось ухватиться за полочку большим, указательным и средним пальцами и сбросить ее с креплений. Полка упала на постель, на которой столько часов пролежала Джесси и на которой еще оставались отпечатки ее тела – вмятины в розовом стеганом матрасе, пропитанные потом, а сверху и кровью. Вид этих вмятин вызывал в Джесси злость, страх и слабость. Ей было противно на них смотреть. Ее это бесило.